У меня перехватило дыхание. На столе лежали три крупных янтаря. В одном из них победно сверкала золотая муха.

* * *

Верхняя часть — а наверное, можно назвать ее верхней, потому что приходилась над спинкой ископаемого насекомого, — была отлично отшлифована, и хватало просто обычного дневного света, чтобы разглядеть середку. Зрелище потрясающее! Муха и в самом деле была золотой. И огромной, а чем больше на нее смотрели, тем больше становилась, словно росла на глазах.

Дымка же... Какая там дымка, не дымка, а целое облако во втором янтаре мерцало и переливалось, как опал. Не столь густое, почти прозрачное по краям, с двух сторон облако оказалось в обрамлении естественной рамки медово-золотистого цвета, а с двух других — намного темнее, почти красного. Ну и потрясающая рыбка с вечной икринкой на кончике хвостика...

— Кретин, шарика ему захотелось! — гневно бросила я Костику, имея в виду индуса. — Всю бы рамку стесали к чертовой матери, должно оставаться в таком виде, как есть!

Справедливый Костик вступился за индуса.

— Он не настаивал на идеально круглой форме, как японцы, был согласен и на глыбу не правильной формы. Боже, и в самом деле это музейные экспонаты! Да чтобы одним глазком поглядеть на них, люди приедут с другого конца света!

— Как бы это выставить в музейной витрине, чтобы предстали во всей красе? Просто подсветка, даже без увеличения?

Янтарь кардинальным образом выбил из головы все остальное. Дануся вертела в руках кусок с перламутром, охая и ахая как заведенная. Мы забыли про молодых супругов, мы совершенно не прореагировали на приход капитана, который, не дожидаясь разрешения, вошел в комнату и тоже уставился на янтарь. Правда, Костик инстинктивно загородил стол собственным телом, краем глаза и краешком сознания почувствовав появление постороннего, но, обернувшись и узнав капитана Бежана, дозволил и ему поглядеть.

Капитан не только пассивно любовался. В его деятельном мозгу сразу возникли рациональные идеи.

— На вращающейся подставке! — решительно заявил он. — В стеклянной витрине, причем одно стекло обычное, а другое — увеличительное.

— Гениально! — подхватил Костик.

— Так вы капитан полиции? — простонала бедная Марыся.

Это заставило нас опомниться и вернуться на землю.

— Старший комиссар Эдвард Бежан, — представился капитан. — А вы, если не ошибаюсь, Мария Петровская, урожденная Гражина Мисяк?

Я так стремительно обернулась к ним вместе со своим креслом, что чуть ног себе не отдавила. Костик вскинул голову. Муж своей жены открыл было рот, но так и закрыл, ничего не сказав. Марыся сверхъестественным усилием заставила себя сдвинуться с места и, подойдя к дивану, так и рухнула на него.

— Я сяду, — заявила она, неизвестно почему избрав глагольную форму будущего времени, хотя и без того уже сидела. — Да, это я, и собиралась рассказать обо всем вот этим людям. Мне теперь все равно, а больше скрывать нет сил.

— И слава Господу! — набожно перекрестился ее муж.

— Правильно сделаете, — тоже садясь, похвалил Гражину капитан. — Начнем с конца. Откуда это у вас? — кивнул он на янтарь.

Странно, как они все, словно сговорившись, пожелали начать с конца. Впрочем, когда тут такая муха сияет...

Воспрянувший духом муж извлек откуда-то бутылку и стаканы, поставил все на низенький столик и тоже сел. Кажется, присутствующие стали вести себя нормально.

— Понятия не имею! — ответила Гражина на вопрос полицейского. — Мы получили анонимное письмо, напечатанное на машинке. Автор письма велел нам немедленно приехать сюда, в Пески. Слово «немедленно» было напечатано вразрядку и еще подчеркнуто.