— Это в последний раз, — клялась Ева. — Вашек ищет квартиру. Хочет, чтобы мы жили вместе.

Полина не боялась ночных прогулок. У неё вообще страхи приобрели капризную непредсказуемость. Иногда в пустом переулке, слыша шаги за спиной, она удивлялась собственному спокойствию. И верно, её обгонял безобидный господин, прогуливающий собачку, или прижавшиеся друг к другу влюбленные. А порой сердце замирало от леденящего ужаса в совершенно мирной ситуации, словно от какого-то человека или предмета веяло потусторонним холодом.

В одну из вынужденных прогулок Полина решила отсидеться в сквере и немного вздремнуть. Путешествия по незнакомому городу перестали манить острой новизной. Давали о себе знать усталость и нервное напряжение. Она специально прихватила толстую стеганую нейлоновую куртку, которую купила на первые заработанные деньги. Это была необходимая вещь для её образа жизни легкая, теплая, незаметная. Можно и укрыться и под голову засунуть, а если нацепить на себя поверх тенниски и джинсов, то исчезают последние капли женской привлекательности. К такому чучелу вряд ли кто-то вздумает приставать.

Изредка заглядывая в зеркало, Полина обнаруживала явные признаки раздвоения личности: с одной стороны она удовлетворенно отмечало беспорядочно отросшие волосы, поблекшее, мрачное лицо, начисто лишенное не дающей всем покоя сексапильности. С другой же стороны, ей хотелось быть яркой, привлекательной, беззаботной. Хотелось нравиться, нет, не просто нравиться — вызывать влюбленность. Хотя бы иногда сорвать противную маску и явить миру свою подлинную, экзотическим цветком распустившуюся сущность.

Сидя на скамейке в ночном сквере, Полина набросила на плечи куртку, подняла воротник и закрыла глаза. Сквозь редкие деревья доносилась музыка из мерцавших яркими огнями кафе, дискотек, за спиной проносились машины, развозящие по домам загулявших влюбленных. Жизнь проходила, проходила кое-как, на задворках больших чувств, важных событий. И не было рядом ни единого человека, который мог хотя бы нежно погладить по голове и шепнуть: «Все будет хорошо, Поленька». Острое одиночество, ощущение своей ненужности больно сжало грудь, в носу защекотало. Полина поняла, что никогда уже не всплакнет на груди отца, зная, что он поможет, вытащит её из мрака своими сильными, заботливыми руками. И не будет Глеба — посланного свыше в качестве незаслуженного подарка. Что за гнусность — подарить и отобрать. Приласкать и нанести удар под дых. Капризы судьбы. Несправедливая, непонятная жестокость… Она зашмыгала носом, жалея себя и погибшие надежды.

— Возьмите, я ещё не открывал пачку. — В круге бледного света от невысокого фонаря стоял поджарый мужчина. В его руке белел запечатанный пакетик бумажных носовых платков. — Мне вообще не нужно. Прихватил в универсаме вместо сдачи. — Он говорил по-немецки как иностранец, очень понятно и просто. — Меня зовут Вилли. Вильям Уорк. А вы Дина. Кажется, русская?

Полина выпрямилась, запахивая куртку, и в недоумении разглядывала мужчину. Странное чувство — на границе реальности и воображения. Она видела его раньше. Но где? Вероятно, это был сон, в котором образ отца и Глеба слились, обволакивая любовью, заботой, надежной силой. А может, это гипноз эффектной, мужественной внешности?

— Позвольте мне присесть?

Полина кивнула, мужчина сел рядом. От него исходил запах Ласточкина табака и коньяка. А ещё — немного от кожаной куртки, потертой, стильной, с блестящими кнопками, крючками и молниями. Худое лицо под шапкой почти седых, чуть вьющихся волос пересекали крупные, скульптурные морщины. Тонкий орлиный нос, глубоко посаженные насмешливые глаза. Такие лица с определением «неординарная внешность» ищут в толпе агенты киностудий. На экране они символизируют суровую мужественность, богатство внутреннего мира и глубину чувств.