Свадьбу отложили до лета, надеясь на то, что все как-нибудь утрясется. А после того, как Полина отказалась поехать с Вадимом в стройотряд, стало ясно: пути молодых разошлись. Но до окончательного разрыва было ещё далеко. Они учились вместе и жили в одном подъезде. И, конечно же, несмотря на очевидную несовместимость характеров, их тянуло друг к другу. Первая любовь — привязчивая штука. Сколько было мучительных расставаний и бурных примирений, сколько клятв и обид! Пытаясь восстановить отношения, Вадим то сумрачно сидел дома, «привязанный к юбке», то пускался в загулы, стараясь нарочно попасть на глаза Ине с другими девушками, «топил горе в бутылке». Она же не проявляла никаких эмоций, глядя сквозь него своими странными глазами, преобретавшими оттенок ледникового холода.

На самом деле Полина глубоко страдала — её отчаянная попытка стать близким, необходимым, родным человеком, не удалась. Они были похожи на радиоприемники, работавшие на разной частоте. Все самое ценное, хранившееся в её душе, осталось невостребованным, а Вадим затаил глухую обиду, не сумев воспламенить любимую огнем своего жизнелюбия и обаяния… Ему не удалось сделать замкнутую, обидчивую девушку развеселой хохотушкой, то есть, попросту — нормальной. Полина думала по-другому: Вадим старался превратить её в заурядность, не захотев понять, какие потаенные способности таит в себе тихая молчунья.

Она перевелась на вечернее отделение, а в сентябре, не доучившись год, ушла из института. Способности к точным наукам у неё явно отсутствовали. Пропало и желание совершать научные подвиги. Иллюзии рассеялись, любовь, взаимопонимание, душевная близость, общность целей — все эти звучные формулировки оказались выдумкой.

В январе 1995 года, отмечая свой день рождения вдвоем с отцом, Полина выглядела несчастной. Позвонив в дверь, Вадим передал Андрею Дмитриевичу букет гвоздик, но зайти отказался.

— Вот, Полюшка. Вадим прорезался… — Ласточкин протянул цветы. Позвони ему, пригласи… Ну, хотя бы поблагодари.

Полина гвоздики не взяла, отвернувшись к плите:

— Зря он это.

— Ну как же зря? Мужчина, все-таки… Уж не знаю, как насчет большой любви, а к тебе он относится хорошо. Парень добрый, душевный.

Полина обернулась и подняла на отца тяжелый взгляд:

— Добрый? Отлично… Но мне надо большего от человека, с которым я живу вместе. Мне нужен друг, единомышленник.

— Понимаю, — согласился Ласточкин. — В чем-то Вадим повел себя неверно. Но ведь он демонстрировал удаль, самостоятельность, надеялся вернуть тебя… Мальчишка еще, какой спрос…

Полина порезала на кусочки торт и поставила на плиту чайник.

— Понимаю, папка, со мной нелегко. Вероятно, я хочу слишком многого, но я не могу заставить себя смириться. Пока не могу. Наверно, жизнь обломает, научит уважать компромисс… Беллка грозит, что я ещё пожалею.

— Что ты решила делать? — Андрей Дмитриевич налил в чашки крепкую заварку.

— Хочу работать.

— Пойдешь ко мне? Все-таки ты почти инженер-электронщик. Как раз в лаборанты.

— Спасибо. Думаю попробовать себя совсем в другом деле, — Полина ковыряла на блюдце торт. — Двадцать три — это не слишком мало?

— Ну, декабристы…

— Ой, всем известно, что юные герои были почти мальчишками. Я не собираюсь спасать Отечество. Я хочу стать парапсихологом.

Ласточкину удалось не выронить чашку и даже не выразить удивления.

— Помощь нужна? — коротко осведомился он.

— Я сама.

Глава 4

Начала Полина с посещений всевозможных центров, лабораторий, институтов паранормальных явлений, которых развелось в последние годы великое множество.