— Как вы считаете, нам сегодня обязательно снова беседовать? — спросил Парнелл. — Надеюсь, что нет.

Похоже, школьную и университетскую темы я уже полностью исчерпал несколько дней назад.

— Что вы, сэр, я не хочу, чтобы вы напрягались понапрасну. Я бы с удовольствием послушала птиц, если вы не против.

Но как можно слиться с природой, когда твой спутник настолько раздражает тебя? — думала Мадлен. Как можно насладиться всеми оттенками зелени, услышать пение ветра в ветвях деревьев и журчание воды? Она словно оглохла и ослепла.

— Это же просто смешно! — вырвалось у нее через несколько минут.

Парнелл вопросительно посмотрел на нее, брови его взлетели вверх, непослушный локон снова упал на лоб.

— Что смешно? — подозрительно прищурился он.

— Вы идете молчите, я иду молчу. Иногда молчание оглушает. Я ни одного звука услышать не в состоянии.

— Ваша жизнь наполнена пустыми звуками. Болтовней. Сплетнями. Разговорами о моде и прочей ерунде. Все, что угодно, лишь бы не тишина. Ничего удивительного, что молчание оглушает вас. Вы же не знаете, что это такое.

— О! — Мадлен остановилась и повернулась к нему. — Да вы просто отвратительны! Постоянно отводите мне роль глупой ветреницы. Несколько дней назад вы разозлились на меня, говорили, что я ничего не знаю о вашей жизни и что только самонадеянный болван может заявить, будто он знает о том, что произошло за тридцать лет жизни другого человека. Но сами-то вы разве не так же поступаете? Говорите, будто знаете обо мне все, что нужно знать, причем заявляете, что знать особо нечего.

— Разве я не прав? — нисколько не смутился и тем более не раскаялся он, чем еще больше разозлил свою спутницу. — Для вас жизнь — череда развлечений, разве не так?

— Нет, не так! — окончательно вышла она из себя. — Но ведь вы все равно мне не поверите. Похоже, я для вас просто презренная кокетка.

— А как же иначе? Кто такая леди Мадлен Рейн? Что для нее важно в этой жизни?

— Семья. Доминик. Эдмунд. Мама. Эмберли-Корт. — Мадлен отвернулась от него и продолжила путь.

— Вам ведь уже за двадцать перевалило, так? — раздраженно бросил он, не в силах оставить девушку в покое. — Неужели вы так и не смогли найти замену этому дому? А он, между прочим, и не ваш вовсе. Это дом вашего брата. Но нет, вы были слишком заняты поисками наслаждений и пополнением списка своих поклонников, чтобы завести семью и нарожать детей. Это ведь так скучно.

— Вы, между прочим, гораздо старше меня, — не осталась в долгу Мадлен. — И тоже не женаты. По-вашему, женщина может доказать свою состоятельность, только выйдя замуж и нарожав детей? Я хочу выйти замуж, хочу завести детей, но делать это только потому, что так принято, не желаю. Я хочу выйти замуж по любви. И хочу, чтобы мои дети родились от любви. Ясно вам? Вы не правы. Если бы я была полной дурочкой, какой вы меня, собственно говоря, и считаете, я бы ни о чем другом, кроме брака, не думала. Почти все девушки, с которыми я впервые вышла в свет, уже давно обзавелись семьями.

— Любовь! — презрительно хмыкнул Джеймс. — Да вы неисправимый романтик. Люди никогда не женятся по любви. Они сочетаются браком, чтобы потрафить своим собственным интересам. И женщины не рожают от любви. Они беременеют, потому что какой-нибудь мужчина удовлетворяет с ними свои похотливые желания.

— Да вы просто чудовище! Мне жаль ту женщину, к которой вы воспылаете по… похотливым желанием, как вы сами выразились. Иметь от вас ребенка — просто мерзко!

И только когда слова сорвались с ее губ, она поняла, насколько не по-женски грубо они прозвучали. Как ей вообще могло прийти в голову такое? Но ей не дали даже шанса покраснеть от стыда и смущения.