|
Впрочем, ответ на этот вопрос не заставил себя ждать — Хосе гордо продемонстрировал мне зажатый между пальцами серебряный реал. Такие же монетки братец раздал и остальным моим сокамерникам. — Не волнуйтесь, сеньор, — похожий на цыгана Гнида прижал руки к груди, — мы никому ничего не скажем! Никто не видел, как вы исчезли, все спали крепко, как сурки! — А что с охраной? — поинтересовался я, поглядев на приоткрытую дверь. — Она тоже спит? — Ты будешь смеяться, но это так, — ухмыльнулся Педро. — И что интересно, часовые спят совершенно бесплатно! Я сердечно попрощался с заключенными, к которым, как ни удивительно, успел уже привязаться. Эль Торо напоследок так сжал меня в медвежьих объятиях, что у меня что-то хрустнуло в позвоночнике. — Эх, сеньор! И я бы пошел с вами, если бы ваш брат позволил… — Друг, — сказал Педро серьезно, — я ведь уже объяснял тебе: я могу вывести только одного человека. Часовые в коридоре спят, но охрана у ворот настороже и готова пустить в ход аркебузы. — Ясно, — буркнул здоровяк. — Ну, удачи вам, дон Летрадо! — И тебе, — сказал я. — И всем вам, друзья, удачи! Мы вышли из камеры, и брат вновь запер дверь тяжелым железным ключом. Только теперь я обратил внимание, что Педро был одет в какой-то жуткий холщовый балахон, усеянный грязно-бурыми пятнами. — Пойдем, — брат потянул меня за рукав, — охранники ведь могут и проснуться! Но, когда мы проходили по темному коридору (я изо всех сил старался не стучать костылем), ни один из часовых даже не пошевелился. Впрочем, их было всего двое — один прикорнул на низеньком табурете в нескольких шагах от двери моей камеры, второй спал прямо на полу в конце коридора. — Что с ними? — шепотом спросил я брата. — Чересчур крепкое вино, — так же тихо ответил Педро. — Подарок дона Матео. — Дон Матео? Значит, это он помог тебе пробраться сюда? — Да, под видом своего помощника. Ну а теперь, будь добр, заткнись и иди молча. Мы свернули в боковой коридор и спустились в подвал по выщербленным кирпичным ступеням. Здесь, в узкой и темной комнатушке, нас ожидал лекарь. — Как ваша нога, юноша? — осведомился он вместо приветствия. — Дайте-ка, я осмотрю повязку… Он с неожиданной для его комплекции ловкостью присел на корточки и, задрав штанину, сноровисто размотал бинты. Я скосил глаза — нога выглядела, на мой взгляд, довольно жутко, но дон Матео, кажется, придерживался другого мнения. — Отлично, просто отлично, — бормотал он, разглядывая засохшие струпья на моей щиколотке. — Самое главное — рана чистая. Об остальном можно не беспокоиться — молодой сильный организм сам о себе позаботится… Он отбросил окровавленные бинты в сторону и извлек из своей котомки еще один глиняный горшочек. — Снова ваша чудодейственная мазь, дон Матео? — через силу улыбнулся я. — Если вы будете тратить ее на меня в таких количествах, то скоро разоритесь! — Помолчи, — оборвал меня лекарь. Он откупорил горшочек, откуда сразу же шибануло таким зловонием, что меня чуть не вывернуло наизнанку. — Этот состав гораздо дешевле, хоть и пахнет не так приятно. И не успел я возразить, как дон Матео вылил все содержимое горшочка на мою многострадальную ногу. — Неужели это помогает? — недоверчиво спросил мой брат, стараясь держаться подальше от нас с доктором. — Еще как! — воскликнул дон Матео, вытирая руки тряпицей. — Должен признаться, что честь изобретения этого состава принадлежит не мне, а профессиональным нищим, просящим милостыню на ступенях собора Святой Троицы. С его помощью они ухитряются придавать себе вид больных, увечных, прокаженных… et cetera, et cetera. |
