|
С его помощью они ухитряются придавать себе вид больных, увечных, прокаженных… et cetera, et cetera. Я позаимствовал у них некоторое количество этого средства и, подвергнув его анализу, пришел к выводу, что оно не только совершенно безвредно, но и обладает некоторыми — небольшими, впрочем, — целебными качествами. Самое же главное — для наших целей оно подходит как нельзя лучше, ибо нога, смазанная должным количеством такой мази, выглядит и пахнет точь-в — точь как конечность, пораженная газовой гангреной. — Чем-чем? — нахмурился Педро. — Газовой гангреной, — охотно повторил дон Матео. — Это страшная болезнь, от которой умирают быстрее, чем от чумы. А главное, для того, чтобы заразиться ею, достаточно подышать воздухом, отравленным миазмами, которые источает пораженный орган. Я с ужасом смотрел на то, во что превращается моя нога. Растекшаяся по ней вонючая мазь застывала, образуя жуткого вида язвы и волдыри. Действительно, очень похожие обрубки высовывали из своих лохмотьев городские нищие, но я никогда не предполагал, что это всего лишь трюк, — настолько реалистично все выглядело. — Но что, если охранники не знают, что такое газовая гангрена? — спросил Педро. — Мне бы не хотелось устраивать стрельбу… — Еще как знают! — успокоил его лекарь. — Те методы, которые применяет трибунал, весьма действенны… но если перегнуть палку, то допрашиваемый может потерять руку или ногу. Веревка пережмет жилы, тиски раскрошат сустав… и через несколько дней конечность почернеет и станет выглядеть вот так. С такими бедолагами даже инквизиторы стараются не иметь дела. Поэтому насчет охранников можешь не волноваться — они прекрасно понимают, чем рискуют, если умерший от гангрены узник останется в тюрьме хотя бы на несколько часов. — Умерший? — возмутился я. — Благодарю покорно, дон Матео! Я, конечно, хочу поскорее покинуть эти стены, но живым человеком, а не трупом! Лекарь не обратил на мои слова никакого внимания. — Выпейте это, юноша, — велел он, протягивая мне маленький пузырек зеленого стекла. — Это яд? — подозрительно спросил я. Дон Матео отечески улыбнулся. — Нет, мой молодой друг, это не яд. Это лекарство, которое спасает от смерти на костре. — Пей, Яго, — поддержал лекаря Педро. — Я доверяю дону Матео, а значит, и ты должен ему доверять. Я пожал плечами, понюхал пузырек (он слабо пах лавандой) и одним глотком выпил его содержимое. Минуту или две ничего не происходило, а потом комната начала кружиться у меня перед глазами — все быстрее и быстрее. Мне показалось, что где-то неподалеку басовито загудел колокол. — Все-таки вы меня отравили, — сказал я укоризненно. Покачнулся и упал на руки подскочившего Педро. Последнее, что я услышал, был голос дона Матео: — Кладите его на носилки, живо! А потом я увидел звезды. Самые настоящие, крупные звезды, таинственно мерцавшие в темно-фиолетовом небе. Сначала мне показалось, что они покачиваются, — но нет, это покачивался я сам, лежа лицом вверх на плавно плывущих в ночи носилках. Меня несли четверо облаченных в бесформенные балахоны людей — в первую секунду я встревожился, приняв их за инквизиторов, но, убедившись, что руки и ноги мои не связаны, расслабился. — Педро! — тихонько позвал я. Носилки замерли. Человек в балахоне, шедший справа, повернулся ко мне. На лице у него была страшная белая маска мортуса . — Очнулся, братец! — весело сказал он. — А я боялся, что ты продрыхнешь до самого Кадиса! Он махнул рукой, и я почувствовал, как носилки опускают на землю. Попробовал слезть с них — мышцы были как ватные, а в голове шумело, словно после хорошей выпивки, но, в общем, я чувствовал себя прекрасно. |
