Пока хоронили Салли, пока седлали лошадей, индеец не отставал от Маккенны и пристально за ним наблюдал.

Отметив это, Пелон приказал Хачите перейти в голову колонны и ехать рядом с ним. Апач ответил отказом. Его погибший друг велел ему держаться белого с огненными волосами. Значит, он поедет рядом с этим человеком. Маккенна заверил Пелона, что компания индейца его нисколько не стеснит. То же самое он объявил и хмурому Хачите.

— Счико, — сказал он ему на его родном языке и положил руку на напрягшийся бицепс.

Это значило «друг». Лицо индейца разгладилось, он улыбнулся и, положив свою лапищу на руку Маккенне, пророкотал:

— Счикобе, — что было ещё лучше, так как обозначало: «старый друг».

Достигнутое согласие несколько успокоило Пелона. Ему вовсе не хотелось ссориться с апачем по пустякам. Вожака и без того волновала предстоящая дорога.

— Скорее, — поторапливал он всех, — нам пора.

Наконец, все двинулись вперёд: Пелон впереди, за ним Микки, между лопатками которого удобно устроилось дуло старухиной винтовки; за индианкой — Фрэнчи Стэнтон. Позади всех — Маккенна и Хачита.

Апач обернулся на тропу, ведущую к роковому колодцу Скаллз.

— Хотелось бы мне, — печально сказал он Маккенне, — вспомнить, что говорил мне мой товарищ, лежащий теперь там, на тропе. Что-то о том, почему мы двое пошли с этими собаками; зачем явились к старому Эну и Маль-И-Пай. Ну, почему я такой глупый?! Моему товарищу было бы стыдно, если бы он узнал, что я забыл самое главное.

— Ты всё вспомнишь, — заверил его Маккенна. — Пытайся раз за разом, и в один прекрасный момент всё получится, увидишь. Едем! Твой друг Маккенна верит в тебя, я знаю: ты вспомнишь!

Огромный апач удовлетворённо кивнул.

— Спасибо, белый друг, — улыбнулся он. — Беш говорил, чтобы я тебе верил. И я верю. Едем, надо нагнать остальных!

Он сжал коленями бока своего мустанга, и они с Маккенной двинулись за отрядом по узкому каньону.

Маккенна тоже улыбался. Он был всё ещё жив, к нему вернулась Фрэнчи, появился новый друг… И день стоял прекрасный. Чего ещё желать мужчине! Особенно приятно было то, что он смог успокоить и ободрить бедного Хачиту.

Если бы Глен Маккенна знал, что именно сказал Беш своему приятелю… Чувство удовлетворения наверняка сменилось бы ледяным страхом. Но, как бы то ни было, сейчас его глаза сверкали радостней, чем тогда, в Удивительной Траве, после первого прикосновения к руке Фрэнчи.

Сахарные Головы

Они миновали Яки-Хиллз и пересекли Солт-Ривер в верхнем рукаве реки. По правому берегу, следуя за течением, они проскользнули мимо Сан-Карлоса и Сомилл, оставили с восточной стороны резервацию Форт-Апач и прямиком попали в пустоши Ситгривз, что к западу от Сент-Джонса. Здесь, на шестую ночь путешествия, они разбили лагерь в седловине между двумя безымянными горами. С этого места они могли видеть: на севере — гору Гринз, на юге — гору Болди. Лагерь оказался не слишком удобным — его продували ветры, воды и хвороста не было. Однако никто не жаловался: путь проделан большой, лошади в прекрасном состоянии, все люди невредимы. У Маккенны с Фрэнчи всё ещё не было ни малейшего шанса освободиться, но спутники стали относиться к рыжебородому проводнику и его девушке с меньшей жестокостью и не так тщательно следили за ними, как до засады в Скаллз. Во время продвижения через иссохшее плато Натанз и сквозь земли индейцев Кинишба между путешественниками установился некий дух товарищества, а затем — почти дружелюбия.

Любовью к этим местам Маккенна заразил и Фрэнчи.