Кот отрешённо наблюдал смену выражений лица Карабаса: раздражение, самцовое самодовольство, злость на неуместную выходку, какие-то совсем уж посторонние чувства, и, наконец, умиление. Дальше в голове сработала обычная в таких случаях цепочка сравнений, ощущение чудовищной несправедливости жизни, и, наконец, обычные в таких случаях мысли — «тебя бы, скобейда, на моё место».

— Будем считать, что я этого не слышал, — сказал Карабас коту. — Ева, дорогая, насчёт поваляться мы попозже. У меня дела.

— Ду-у-у-у, — Ева надула губки. — У тебя всегда дела! И всегда нет времени на меня!

Кот посмотрел на ёлку, на бисквитную Дочку-Матерь, и прицельно поразил её пикосекундником. Фигурка с тихим хрустом полетела вниз, цепляясь за ветки.

— Н-н-неуважение понятий… — прошептал официант, окончательно фраппированный поведением гостей, казавшихся такими приличными.

Карабас сунул руку в карман лапсердака, выгреб оттуда несколько монет и запустил в сторону стойки, разом откупаясь от всех возможных последствий.

Действие третье. Пумц, или Мирра Ловицкая узнаёт о себе много новогои интересного

Основное предназначение связывания — ограничение подвижности, то есть, собственно, свободы. Поэтому переживания нижней — чувство беспомощности, покорности, неспособности к сопротивлению, и абсолютной власти, контроля и господства для верхней, — здесь присутствуют в чистом виде.

Некоторые способы удовлетворения телесной страсти могут привести вас, милочка, в ужас или в недоумение. Но, распробовав, вы уже не захотите отказаться от них.

6 дня 12 месяца Тарзана 889 года Тарзана / 6 декабря 312 года о. Х. Ближе к вечеру.

Страна Дураков, домен шерстяных, крепость Болат-Юрт.

Current mood: submissive/нижнее

Сurrent music: Fausto Papetti — Histoire D'O

Пумц. Пумц. Пумц.

Чугунные плиты, устилающие Железный Двор, глухо брякали под стальными подковами першеронов — марширующих на месте, высоко вскидывающих колени. Всадники-нахнахи сидели в сёдлах как влитые, недвижимо торча, как статуи под дождём. Дождя, впрочем, не было: так, накрапывало. Но Ловицкой хотелось, чтобы шёл дождь — тяжёлый, медленный, холодный, дабы воины могли показать свою стойкость. Это было единственное свойство шерстяных, которое ей нравилось. Точнее — не вызывало отвращения.

Поняша положила копытца на железо балкона. И тут же почувствовала твёрдую руку полковника Барсукова у себя на холке. Жест был безупречно корректен: рука легла ровно посередине между лопатками поняши. Чуть выше, ближе к голове — и жест стал бы покровительственно-властным. Чуть ниже, ближе к крупу — приобрёл бы значение непристойного намёка. Но полковник никогда не позволял быть неправильно понятым.

— Boots — boots — boots — boots, — процитировал Барсуков, — moving up and down again… — он сделал вежливую паузу, давая высокопородной гостье возможность показать эрудицию.

— There is no discharge in the war, — продолжила Мирра, уже на втором слове мысленно кляня себя за то, что попалась в такую простую ловушку.

— Вы правы, — не преминул воспользоваться ситуацией Барсуков. — На войне нет увольнительных.

— Эквестрия ни с кем не воюет, — это прозвучало неубедительно.

Ловицкая перевела взгляд на десяток шерстяных у стенки. Они уже второй час отрабатывали церемониальный шаг. Десять кривых ног в тактических рейтузах одновременно вскидывались вверх, до уровня ноздрей — не выше, не ниже; через стоптанные носки чуней можно было провести прямую линию без единого излома. Тамбурмажора не было: под брезентовым тентом стоял патефон, исходящий барабанным рокотом.