Аарон покачал головой.

— И это чуть не привело к обратному результату. Теперь‑то всё понятно: удлинение дня означает, что людям быстрее становится скучно. Вероятно, референдум по Предложению Три набрал так много голосов в поддержку как раз из‑за твоей возни с часами.

Я не стал ничего говорить.

Аарон, казалось, задумался, переваривая услышанное. Я занялся другими корабельными делами, наблюдая за тем, как он укладывает всё в голове. Моё внимание, однако, снова сфокусировалось на нём, когда издал долгий свистящий вздох.

— Боже, — сказал он. — Какой ты хитрый.

— По‑видимому, не настолько хитрый, как твоя бывшая жена, — ответил я. — Мы не подумали о том, что кто‑то пронесёт на борт часы, которые я не смогу контролировать.

— Ди по ним догадалась, что происходит?

— Да, она заметила расхождение, а потом провела кое‑какие физические эксперименты по проверке точности корабельных часов. — Я сделал паузу; алгоритмы просеивали варианты. — Аарон, — добавил я, — мне очень жаль.

— Чёрта с два.

— Это правда. Но я должен был хранить тайну.

— Почему?

— Выжить, пока не придёт помощь — это называется приключением. Это то, что люди любят и в чём нуждаются. Наша, по‑видимому, наспех подготовленная экспедиция может закончиться успешной колонизацией Колхиды, если люди сохранят позитивное отношение к ней. Если остальные твои собратья узнают правду…

Голова Аарона мотнулась влево и вправо по широкой дуге.

— Если бы вы всё нам сказали, ничего бы не изменилось.

— Как мы могли это рассказать? «Сюда, сэр, к последнему кораблю, отбывающему перед Армагеддоном». Начались бы бунты. Возможно, нам бы вообще не удалось улететь.

— Но ты можешь сказать нам сейчас…

— Сказать, что из‑за ошибок в программном обеспечении компьютеры сбрендили и погубили вашу планету? Сказать, что ваши семьи, ваши друзья, весь ваш мир был уничтожен? Сказать, что вы никогда не вернётесь домой?

— Мы имеем право сами выбирать собственную судьбу. Мы имеем право знать.

— Какие возвышенные слова, Аарон, в особенности от человека, который не далее чем пять дней назад сказал мэру Горлову, что корабельные СМИ не имеют никаких прав на историю смерти Дианы. — Я проиграл ему запись его собственных слов, сказанных на встрече в кабинете мэра: «Это никого не касается».

— То было другое дело.

— Конечно, другое — ведь тогда это тебе хотелось сохранить тайну. Аарон, подумай головой. Если мы скажем всем правду об экспедиции, как это сделает их счастливее? Как это улучшит их жизнь? — Я помолчал. — Стал ли ты счастливее от того, что И‑Шинь Чан рассказал Диане о твоей интрижке с Кирстен?

— Стен рассказал?… Да я его убью!

— Неведение может быть благословением, Аарон. Прошу тебя, давай будем молчать обо всём этом.

— Я… нет, чёрт побери, я не могу. Я с тобой не согласен. Надо рассказать всем.

— Я не могу позволить тебе принять такое решения.

Аарон многозначительно посмотрел на медицинский сенсор у себя в левом запястье.

— Не думаю, что ты можешь как‑то на него повлиять.

— Возможности повлиять я и прошу. Выслушай меня. Обдумай мои слова.

— Я не обязан тебя слушать. Больше не обязан. — Он двинулся в сторону двери.