— Пусть говорит! Дайте Шону высказаться! — требовал хор голосов.

Злобно выдвинув вперед подбородок, с горящими серыми глазами, ирландец вскочил на ноги.

— Послушайте, покончим с этой пугливостью. Не хотят туземцы с нами торговать, так возьмем что нам нужно У меня есть верные сведения, что в Намонтаке, главном селении вождя Чапунки, навалом копченой рыбы, оленины и кукурузы.

— Это не так, — вмешался член правительственной партии. — В это время года у туземцев еле хватает еды, чтобы самим прокормиться. Они всегда живут впроголодь, от новогодней луны и до следующего урожая. Вы, Шон, должны были бы осознавать эту истину, если б у вас хватало ума видеть дальше, чем стреляет ваша аркебуза.

Спор, разгоревшийся с еще большей ожесточенностью, привлек внимание равнодушных ремесленников, которым нечего было делать, и солдат, слишком ослабших, чтобы принимать участие в непрестанных и в общем-то бесполезных поисках пищи.

— Продолжай, О'Даунс, — поддержал Кавендиш. — Может, вы, Ральф Лейн, станете отрицать, что туземцы Намонтака носят множество украшений из меди настолько богатой золотом, что почти не нужна очистка?

— Верно, не спорю, — устало согласился губернатор. — Но, джентльмены, нужно смотреть вдаль. Мы слабы, и количество нас сильно поубавилось, в то время как туземцы многочисленны, горды и свирепы, как голодные мастиффы. — Он поднял худые, давно не мытые руки. — Неужели вам непонятно, джентльмены, что ни в коем случае мы не должны больше вызывать вражды ни секотов на этом острове, ни паспегов и монокан на материке. Пока не появится наше судно снабжения, мы, по сути, зависим от их милосердия.

И снова Ральф Лейн напомнил присутствующим о тяжелых последствиях глупости сэра Ричарда Гренвилля, когда колонисты только что высадились на берег. Во время пиршества какой-то туземец стянул небольшую серебряную чашу. Потеря была совсем незначительной, однако, когда требование разгневанного Гренвилля возвратить украденное осталось без ответа, он надел латы и шлем, отправился с войском к ближайшей деревне секотов, разграбил ее и затем сжег дотла. Потом он приказал своим воинам вырубить несколько полей зеленой кукурузы, которой впоследствии только что родившаяся колония могла бы кормиться многими голодными месяцами.

— Да, слышали мы эту сказку — и много раз. Но теперь дело другое. — Кавендиш поднялся на ноги, и тут же его примеру последовали О'Даунс, эсквайр Болтон и еще несколько человек. — Говорю вам: Ральф Лейн, Гренвилль и Ралей бросили нас на произвол судьбы. Поэтому как генерал сухопутной армии я намерен повести всех способных к воинской службе людей на Чапунку, вождя монокан, и, даст Бог, мы силой вырвем еду, жемчуг, а возможно, и золото у этого несговорчивого старого дикаря и у его разрисованного народца.

Напрасно губернатор стучал камнем по столу, взывал к Филиппу Амадасу и Томасу Хэриоту, а затем еще к двум-трем советникам, верным его политике мира, терпения и умеренности.

Партия Кавендиша составляла подавляющее большинство, и оставалось только выслушивать их предложения.

— Мы задумали план, — заявил О'Даунс, воинственно глядя на тощего, одетого в черное платье губернатора. — Вы все, конечно, слыхали о знаменитом Оуке, или идоле, которого так широко почитают моноканы Намонтака. Для туземцев Оук является более священным, чем щепка от истинного Святого Креста Спасителя, его плащаница и чаша Святого Грааля вместе взятые — для нас. — Высокий ирландец с высокомерным видом вышел вперед; жалкие обноски одежды свободно висели на его исхудалом теле, — Что до меня, я за внезапный штурм Намонтака, после чего мы захватим этого Оука и потребуем за него выкуп всем золотом и зерном, которые нам нужны.