Что же до него самого, Уайэтт никогда не прекращал восхищаться изготовляемыми здесь прекрасными шишаками, саблями и кирасами. Во время нынешнего визита он намеревался купить прочную бильбо — очень красивую саблю с тяжелым клинком, названную так по имени того же самого города.

Он от всей души надеялся, что мастер Гудмен окажется правым в своих предположениях, что эти засоленные и копченые свиные бока, дюжие бочки засоленной говядины, капуста и связки вяленой рыбы, наваленные в трюме «Первоцвета», принесут на его долю достаточно прибыли, чтобы позволить ему купить брошь — одно из чудесных украшений из золота, инкрустированного на стали, какие могли изготовлять только мавританские рабы. Как прекрасно подошло бы такое украшение к бледной красоте Кэт Ибботт.

Мысли Уайэтта улетели в Англию.

Чем могла бы быть занята в этот же самый весенний денек старшая дочка франклина Ибботта? Она никогда не брезговала работой на ткацких станках своего батюшки и не прочь была скоротать долгий день над своей самопрялкой, но поскольку ее отец стал франклином в округе Святого Неотса в Хантингдоншире, она задирала свой очаровательный носик, когда дело касалось доения коров или такой некрасивой работы, как чистка принадлежавших семье курятников.

Какую позицию мог бы занять франклин Ибботт по возвращении его, Уайэтта, в Сент-Неотс? Стал бы он, со всей серьезностью, возражать против зятя, который в свои двадцать два года достаточно преуспел, чтобы иметь четверть доли в «Первоцвете»? Разумеется, если это плавание окажется успешным, он может стать равным партнером мастера Джона Фостера с половинной долей владения. Он поморщился над бортовыми поручнями. Если бы только мамаша Кэт, эта сварливая ведьма, не была преисполнена такой непоколебимой решимости выдать ее замуж за джентльмена, лучше обеспеченного всем, что нужно для этого мира.

Ему придавало смелости знание того, что ежегодно накапливались небольшие состояния предприимчивыми молодыми флотоводцами, не отмеченными особо ни знатностью, ни богатством, такими, как легендарный сэр Френсис Дрейк. Великий мореплаватель всего лишь немного превосходил его по возрасту, когда разграбил город Номбре-де-Дьос на американской земле и впервые пощипал бакенбарды короля Испании. Хоукинсы, те, что помоложе, Джон и Ричард, оба выжали порядочно золота из испано-американских портов и коммерции.

Уайэтт в который раз устремил свой мысленный взор к тем переделкам на борту «Первоцвета», которые он намеревался произвести, если бы стал его капитаном и наполовину хозяином — ведь Джон Фостер давно уже облюбовал для себя там, в Маргейте, некое очаровательное суденышко, кромстер. Пара орудий, установленных на носу «Первоцвета», и пять лишних футов, добавленных к каждой из двух его толстых коротких мачт, сделали бы судно более удобным в управлении и более пригодным для обороны, не уменьшив при этом сколько-нибудь заметно его грузоподъемности.

Если придет тот счастливый день, когда он, Гарри Уайэтт, станет капитаном торгового судна, тогда уж он гораздо тщательнее подберет себе команду, нежели это сделал одноглазый Джон.

Он полагал, что барк такого размера, как «Первоцвет», водоизмещением в 120 тонн не нуждался в команде из двадцати шести человек, исключая офицеров. Очень даже вероятно, что шестнадцати дюжих матросов и полдюжины юнг, обучающихся морскому делу, оказалось бы достаточно, чтобы, если будет возникать такая необходимость, подтаскивать орудия барка и управляться с ними.

Задержавшись, чтобы присмотреть за тем, как матросы брасопят паруса к реям и убирают прочий бегучий такелаж, Уайэтт словно видел «Первоцвет», как он выглядел бы, пришвартованный у Биллингсгейта на Темзе. Он был бы так сильно забит восточно-индийскими пряностями, испанской кожей, ножевыми товарами и золотом, что метка, говорящая о его загруженности, — предосторожность, недавно введенная мастером Плимсоллом из Навигаторской коллегии, — оказалась бы под водой.