Ведь старые друзья и приятели — самые милые люди для алкоголика. Можно растрогать и выставить их на выпивку или перехватить пятерку.
— Все было и быльем поросло, — отрезал я. Без умысла, но он задел меня за живое — напомнил о Джин. — Чем ты теперь занимаешься?
Он пожал плечами:
— Всем понемногу.
— Золото еще не откопал? — с умышленной жестокостью спросил я. Мне хотелось отплатить ему за ту боль, которую он причинил мне, спросив о Джин.
— Неужели я похож на владельца золотых россыпей? — произнес он с горечью. Потом неожиданно сказал: — Я видел Курце на прошлой неделе.
— Здесь? В Кейптауне?
— Да. Он возвращался из Италии. Наверное, сейчас он уже в Йоханнесбурге.
Я улыбнулся:
— Значит, он привез с собой золото?
Уокер покачал головой:
— Он сказал, что ничего не изменилось.
Он порывисто схватил меня за руку.
— Золото еще там — никто не нашел его. Оно еще там, в туннеле — четыре тонны золота и все драгоценности.
В его настойчивости была безумная одержимость.
— Так почему же Курце ничего не предпримет? — спросил я. — Почему он не поедет и не достанет эти сокровища? Почему бы вам вдвоем туда не поехать?
— Он меня терпеть не может, — мрачно ответил Уокер. — Едва ли он станет разговаривать со мной.
Он взял из моей пачки сигарету, и я дал ему прикурить, забавляясь всей этой сценой.
— Вывезти такой груз из страны нелегко, — продолжил Уокер. — Даже такой высокомерный и всемогущий сержант, как Курце, не может ничего придумать. — Он загадочно усмехнулся. — Нет, ты только представь себе, даже мозговитый Курце ничего не может сделать. Он загнал золото в подземную дыру, но слишком труслив, чтобы достать его оттуда.
Уокер истерически захохотал. Я взял его за руку.
— Успокойся.
Он резко оборвал смех.
— Все нормально — сказал он. — Заплати еще за одну порцию. Я забыл бумажник дома.
Я подал знак бармену, и Уокер заказал себе вторую двойную. Становилась понятной и еще одна причина его деградации. На протяжении четырнадцати лет мысль о том, что золото лежит в Италии и ждет, когда его заберут, пожирала Уокера, как тяжелая болезнь. Уже тогда, десять лет назад, я знал за ним эту пагубную страсть, очевидно, крушение надежд подкосило его. Мне было интересно: а как Курце переносит такое напряжение? По крайней мере, он, видимо, что-то предпринимает, хотя бы присматривает за ситуацией.
Я осторожно спросил:
— Если Курце возьмет тебя, готов ли ты отправиться в Италию за добычей?
Вдруг он стал совершенно спокоен.
— Что ты имеешь в виду? Ты что, говорил с Курце?
— Я его в глаза не видел.
Уокер взглядом нервно обшарил бар, потом выпрямился:
— Ну, если он… согласится, если… я буду ему нужен — готов. Он произнес эти слова с явной бравадой, но уже в следующее мгновение из него полезла злоба. — Ему без меня не обойтись. Нужен же я был ему, когда мы прятали добычу.
— И ты не будешь его опасаться?
— Что ты хочешь сказать? Почему я должен его опасаться? Я вообще никого не боюсь.
— Ты же был абсолютно уверен, что он совершил, по крайней мере, четыре убийства.
Мои слова вызвали у него раздражение.
— А, это… Так это было давно. И я никогда не говорил, что он убил кого-нибудь. Этого я никогда не говорил.
— Да, буквально так ты не говорил.
Он нервно заелозил. |