— Будем надеяться, — пожал плечами Крейг.

— Что нам делать сейчас? — спросил Кирилл, вставая со стула.

— Отдыхайте, — великодушно разрешил Крейг. — Залечивайте раны, чините оружие, помогайте остальным. А попутно готовьтесь к новому бою. Придумайте, как можете сражаться в полевом сражении.

Когда мы вернулись к себе, всё уже улеглось, раненые, те, кого можно было спасти, уже были распределены по квартирам. Похоронная команда продолжала работать, собирая и сортируя застывшие трупы (природа сделала небольшой подарок в виде временного похолодания, это упрощало работу, вот только отдирать примёрзшие трупы от земли было сложно), попутно работали и трофейщики, снимая доспехи и оружие, а ещё одна бригада ловила разбежавшихся коней.

Я вернулся в свой условный дом, Жанна, само собой, отсутствовала, у неё теперь забот до ночи хватит, раненых несколько сотен, многие тяжёлые. Андрей, увидев меня, издал вопль радости и с разбега запрыгнул на шею, я погладил его по голове. Вид довольного жизнью ребёнка напомнил мне, что сражались мы сегодня не зря.

Хозяйка поставила на стол обед (или ужин, я, если честно, потерялся во времени), есть не хотелось, но я заставил себя взять ложку и пропихнул в измученный организм несколько кусков безвкусной еды. Усталость навалилась с новой силой, я с великим трудом стянул с себя ботинки, после чего упал на кровать и забылся беспокойным сном. И даже скачущий по мне Андрей не был помехой.

Сны мне, к сожалению, снились. Если до этого я считал себя толстокожим и невосприимчивым, то теперь всё изменилось. Во сне, словно в перемотке, восстанавливались события ушедшего дня. А вместе с этим перед глазами вставали толпы убитых. Сколько я сегодня убил? Пятьдесят? Сто? Наверное, даже больше, ведь расстрелял без малого триста патронов, при этом почти не промахиваясь. А теперь они встали передо мной. В пылу боя некогда было запоминать лица, но мозг сработал сам по себе, как фотоаппарат.

Вот перекошенное яростью лицо рыцаря, замахнувшегося на ополченца двуручной секирой, мгновение, и он падает навзничь, так и не успев нанести удар. Вот ещё двое пытаются выстрелить из арбалетов, припали на колено и выискивают достойную цель, карабин дважды выдыхает огонь и дым, оба валятся друг на друга, одна стрела улетает в небо, вторая отскакивает от каменного пола.

Вот следующий, без шлема, с залитым кровью лицом, пытается достать меня длинным мечом. У него это получается, выстрелить я не успеваю, карабин упрямо молчит, его магазин опустел, перекосило патрон, или просто нужно сильнее нажать. Спусковой крючок просто гнётся под пальцем, как резиновый, а метр острой стали входит в моё тело, игнорируя бронежилет. Я, заскулив от боли, падаю на спину, а убийца нагибается надо мной и сатанински хохочет. Я вижу его лицо, точнее то, что от него осталось. Окровавленная маска, разрубленная в двух местах, висящие куски мяса и обнажившуюся кость.

Хохот его становится всё громче, в него вплетаются другие голоса, окровавленных морд уже не одна, а три или четыре. Пересчитать я их не успел, поскольку они закружились хороводом. И тут я с тихим криком проснулся.

Рядом сидела Жанна, вид у неё был смертельно уставший, видимо, всю ночь оказывала помощь раненым. Она держала меня за руку и тихо что-то шептала.

— Приснилось? — спросила она, погладив меня по руке. — Ещё долго будет сниться. Так уж устроен человек.

— А как ты? — спросил я, приподнимаясь на кровати.

— Да лежи уже, не вставай, — она ловко толкнула меня обратно. — Я-то нормально, меня не задело, только испугалась немного, но верила, что всё хорошо закончится. Даже если бы этот дядя не прибыл, мы бы всё равно их выбили.

Я был на этот счёт другого мнения, но предпочёл промолчать.

— Раненых много?

— Не просто много, их очень много, только ампутантов больше двадцати человек.