Через мгновение он уже спал беспробудным сном.
* * *
«Я выполнил поручение, — Бехруз послал мальчишку проследить за незнакомцем и, получив известие, что тот спит как сурок, вернулся к своим делам, — но где этот кретин Гоухар? Пора бы ему уже здесь появиться».
Он провернул все на редкость искусно — как-никак сказывался большой опыт: подсыпал в кувшин с вином порошок, который дал ему в свое время его приятель чародей Махтар, и теперь постоялец будет спать, ничего не ведая, до самого утра. Иногда, заснув, его гости не просыпались вовсе, потому, что они с колдуном заворачивали доверчивых посетителей в коровью шкуру, произнося при этом замысловатые заклинания. Правда, основную часть работы выполнял Махтар. Бехруз лишь помогал чародею, закрепляя шкуру на бедолаге, а потом быстро покидал комнату. Когда он через некоторое время возвращался, там уже не оставалось никаких следов постояльца.
Главной заботой Бехруза было определить в госте человека издалека, никому здесь не знакомого: такого никто не станет искать. В то же время требовалось, чтобы у этого странника были монеты. Их-то они потом и делили по-братски с Махтаром. Этот постоялец, конечно же, был при деньгах, и хозяин таверны уже начал жалеть, что сообщил о нем Гоухару.
«Поторопился, болван! — укорял он себя. — Надо было лучше позвать колдуна».
Глава третья
«Вот этот мне подойдет — Конан плеснул себе в рот остатки вина из кружки и поднялся из-за стола. — Купчишка, сразу видно, не из бедных».
Он вышел из-под навеса и, щурясь от яркого солнца, посмотрел вслед набольшому каравану из пяти верблюдов и запряженной четверкой коней повозки, в которой восседал на мягких подушках какой-то приезжий торговец. О его богатстве кроме роскошных одежд, в которые он был облачен, напоминали четверо конных охранников на крепких и низкорослых гирканских лошадках. Гостей, подобных ему, сейчас немало прибывало в Шангару в преддверии праздника в честь Повелителя Огня Эрлика. На торжества они съезжались не столько ради того, чтобы воздать почести этому пантенийскому богу, а в основном, чтобы поглядеть на петушиные бои, которые с некоторых пор, по примеру северных соседей, заморанцев, начали входить в моду в Туране.
Киммериец видел таких петухов еще в свою бытность в Шадизаре, где это развлечение сопровождало праздник рахават в честь Митры Животворящего, Повелителя Жизни, Бога Справедливости и Добра. Ему, правду говоря, все эти петушиные бои были малоинтересны, как, впрочем, и сами праздники в честь богов, если бы не одно обстоятельство. Дело заключалось в том, что на петушиные бои съезжалось много богатых людей из разных мест. Все хозяева таверн, постоялых дворов и харчевен готовились к этим дням загодя, предвкушая хорошие заработки от съеденного и выпитого в их заведениях, от сдачи внаем апартаментов и просто мест для ночлега, стойл для лошадей и верблюдов, — город буквально распирало от приезжего люда. А денег вокруг этих петухов крутилось видимо-невидимо! Как-то в Шадизаре варвар заработал пятьдесят золотых у купца Хирталамоса только за то, что помог ему сохранить в живых боевого офирского петуха, которого тот собирался выставить на празднике. Конан вспомнил эти развеселые и боевые три ночи, и у него сладко заныло под ложечкой.
Мало того, что он заработал пятьдесят монет, так ему удалось поладить и с наложницами этого любителя петушиных боев, пока тот ездил в Аренджун. Какие девушки были! Лелия из Гандерланда, белокурая и пышная, ее серебристый голосок напоминал пение флейты. А темноволосая кхитаянка То-Ню? Миниатюрная, легкая, как маковый лепесток, но все положенное женщине было при ней, и ночь, проведенная с этой девушкой, тоже была хороша, как выдержанное офирское вино. Нет! Лучше, куда лучше, решил варвар. Да и вообще, разве можно сравнивать с чем-либо неземное блаженство?
Женщины в отсутствие почтенного Хирталамоса сами поделили его между собой, и киммерийцу ничего не оставалось, как постараться удовлетворить каждую так, чтобы они и дальше жили в мире и согласии между собой. |