– Этого не может быть.

Я металась по лагерю фарадалов, шарахаясь от мёртвых тел и пыталась найти чистую воду, чтобы вымыть руки.

А память всё подкидывала новые и новые воспоминания, которые до этого момента скрывались где-то в дальних уголках сознания.

Наконец, я нашла бочку с водой, зачерпнула ковшом, начала тереть пальцы, подбородок, щёки, и грязная вода потекла на снег, окрашивая и его в алый.

– Создатель! – причитала я. – За что? Как это… Нет-нет-нет…

Я вспомнила и ту ночь в “Доме за ореховым кустом”, когда я ускользнула из номера и убила маленькую девочку, а следом за ней, не сдержав проснувшегося голода, всех остальных, кто там был.

Руки мои, губы, шея – вся я была залита кровью, когда эта ночь завершилась.

Вода всё лилась и лилась, но одежда моя не стала чище, а во рту всё равно остался солёный привкус. К горлу подкатывал ком.

Руки так дрожали, что в очередной раз наливая воду из бочки, я выронила черпак. Грудь затряслась, ноги подкосились. Я упала прямо в лужу алой воды, и меня стошнило. Кровью.

Всё это время. Всё это время я пила кровь людей.

Я – мулло, вампир, упырь. Чудовище. Как ни назови меня, сути это не изменит.

Путэра – золотой горящий шар, похожий на солнце, что помещалось в руках, лежала прямо посреди лагеря в руках неподвижной Виты. Её я убила первой, когда разорвала нити заклятий и вырвалась на свободу. Она привела меня в лагерь, а я убила её, выпила всю кровь точно так же, как сделала это с Нюрочкой, Гришей, Соней и со всеми остальными…

– Что… что…

Я вскинула заплаканные глаза на Тео, вытирая рот.

Затихли хлюпающие звуки. Тео поднялся, и тяжёлое тело Барона упало из его рук на землю.

– Ты пьёшь кровь людей, чтобы выжить, – произнёс он. – Иначе не получится.

– Но… я не понимаю. Почему так произошло? Что я такое?..

Мой разум походил на сундук, с которого один за другим срывали замки.

Отец всю жизнь делал мне уколы. Он говорил, это лекарство. Но я не помнила этого… только теперь перед внутренним взором всплывали сцены, где он раз за разом вводил что-то золотистое мне в вену.

– Не думай об этом, Клара, – повторял папа.

И я не думала.

А потом лабораторию уничтожили, а вместе с ней и все запасы лекарства. И отец впервые привёл меня в избушку, в углу которой связанные, дрожащие от страха, забились крепостные графа. Я знала их много лет. Кого-то по именам, кого-то только в лицо, но знала каждого.

Папа взял хирургический нож и перерезал им вены на запястьях.

– В крови людей тоже есть Золотая сила, – пояснил он. – Это не позволит тебе умереть.

– Но… – я пыталась возражать. Клянусь, я пыталась.

– Пей, – настоял отец.

Меня тошнило. Я вырывалась, плакала, пыталась убежать, но отец озверел, глаза его загорелись красным, и он потерял всё человеческое, схватив меня за шкирку и силком притащив от двери, до которой я успела добраться, обратно.

– Пей! – крикнул он. – Ты должна жить, Клара.

И я осталась жива, а они нет.

Один за одним люди в избе умирали по моей вине. Потому что я не посмела возразить отцу. Потому что, чтобы выжить мне, мертворождённой, нужна Золотая сила. Потому что я чудовище.

И я рыдала каждый раз, не в силах с этим смириться, и каждый раз отец заставлял всё забыть, а мой разум послушно заглушал воспоминания.

А после отец пропал, и на его место пришёл Тео. И я, хватаясь за ворот его рубахи, уже сама умоляла скрыть мои воспоминания о собственных преступлениях.

Но они вернулись. Все. В мельчайших подробностях.

Когда рассветные лучи коснулись фарадальского лагеря и все в таборе уже погибли, я, наконец, всё вспомнила в мельчайших, самых отвратительных, самых уродливых подробностях.