Без инструментов я не смог бы достать Золотую силу иным способом, но прежде уже видел, как это делали на практике мои… подопечные.
– Твои подопытные, – поправила я, и отец неохотно кивнул. Кто мог подумать, что он сам точно так же, как я, пытается притвориться, будто ничего не произошло. – И знаешь, кто один из них?.. ох, Тео…
Вспомнив, наконец, о Тео, я подскочила и побежала к нему, и в этот миг корабль накренился. Я успела схватиться за прутья клетки, в которой лежал граф. Он уже не дышал, не шевелился. По трубкам, тянувшимся от тела, больше не тёк золотой огонь. Ничего не осталось. Только плоть. И я увидела, как чернота, поглощавшая его внутри, стремительно вырывалась наружу, пожирая рёбра, кожу, и тело графа стремительно прямо на глазах обращалось в прах.
– Дзив, выравнивай крен! Крен влево! Влево! – закричал Шелли с палубы.
– Стараюсь! – прорычал Дзив.
Дверь распахнулась, и в рубку, подтягивая себя руками, вполз Давыдов.
– Мы сейчас упадём!
– Держитесь!
А я, цепляясь за прутья, проползла, наконец, к Тео. Он был ещё жив. Удивительно, но Сестра не осушила его до дна.
– Тео, – прошептала я.
– Клара… развяжи меня.
Констанц, наконец, выпрямился, набирая высоту. Я расстегнула ремни и завязки, что удерживали Тео на столе, обняла его, горячо целуя в щёки.
– Ты жив, – вырвалось с облегчением у меня.
Ладони мои легли на его грудь, слушая слабый стук сердца. Он совсем ослаб. Сестра выкачала всю жизнь, весь огонь из него. Осталась лишь чёрная сосущая пустота.
– Наконец-то… наконец-то ты сделала это сама, – выдохнул Тео.
– Что?
– Сама… сама убила кого-то. Прежде… не получалось без меня.
Глаза его горели красным. Внутри осталось так мало огня. Он улыбался полубезумно, поднимаясь со стола.
– Что?..
– Не ты, Клара. Ты слишком робкая и ранимая. Даже попробовав кровь на вкус, не смогла убить эту свою Сонечку. Вы обе так рыдали… И тогда я заставил тебя это сделать.
– Я не понимаю… зачем?
– Чтобы ты не умерла. Как ещё было заполучить дозу Золотой силы?
– Зачем ты соврал, что это я убила всех?
– Ах, это, – смех у Тео мягкий и чарующий, даже когда он уже теряет всякое своё очарование, когда уже окончательно разбилась маска, за которой он так умело скрывался. – Это чтобы ты мне подчинилась. Чтобы не спорила. Чтобы считала себя настолько отвратительной и опасной для окружающих, что возненавидела саму себя. Чтобы только во мне, – он прижал мою ладонь к своей груди и накрыл сверху, не давая отстраниться, – во мне единственном видела свою опору и надежду. Ведь никто не может полюбить такого монстра. Один я тебя понимаю.
Он единственный так хорошо понимал и знал мою чудовищную натуру. Это чистая правда.
И да, осознав это настолько поздно, я поняла, что на балу не напала на князя Сумарокова, а тот в меня не стрелял.
Потому что стреляли в меня со спины. С верхней ступени. Тот, кто успел принести путэру со второго этажа и высвободить её силу, чтобы пробудить во мне чудище. Тот, кто знал, как влияет на меня фарадальская магия.
– Какая же ты сволочь, – вырвалось у меня с отвращением. – Неужели тебе совсем не стыдно?
Что оказалось совсем неожиданным, так это его ответ:
– Стыдно, – тихо произнёс Тео. – Но что это изменит? Как это мне поможет? Ты, Клара, даже представить себе не можешь, в каких условиях я жил, что я сделал, через что прошёл, чтобы выбраться из нищеты и убожества, в которых родился. Тебе повезло. Да-да, Клара, тебе повезло. Пусть твой отец ублюдок и мерзавец, но он имел достаточно денег и влияния, чтобы подарить тебе безопасное детство. |