Камень плавился, замок оседал, превращаясь в единую раскаленную глыбу, скрывая в себе сокровища Безмолвного герцога. Едкий черный дым стелился низко, расползаясь по заснеженным полям. Зоркий глаз мог рассмотреть в его изменчивых линиях человеческие фигуры. Они плыли со склона холма в лес, медленно рассеиваясь среди деревьев.

Гибель города пробудила от оцепенения тысячи падальщиков. Шумные стаи слетелись с востока и запада, сбиваясь в живые тучи над холмом. Не найдя павших, они разочарованно кричали от голода. Особенно дерзкие атаковали отбившихся обращенных, в считанные минуты оставляя от них очищенный от мяса скелет.

Когда вершина холма выгорела, войско Йохана Левши двинулось дальше, унося на подошвах пепел города вглубь болот. Вскоре разведчики наткнулись на старые следы стражей, уходящие куда-то в глухомань. Летом топь не позволила бы им пройти, но мороз облегчил задачу. Атакуемые болотными чудовищами, обращенные упрямо преследовали людей герцога. Было неважно, сколько их сгинет во внезапно раскрывшейся трясине или будет сожрано жуткими тварями, под покровом темноты. Йохана не тревожили потери. Он упрямо шел впереди войска, опираясь на вымоченный в морской воде посох, вырезанный из старого видавшего виды весла. Посох давал силу, которые отнимали болота.

На рассвете, окутанная туманными испарениями, перед ним явилась голодная навь. Она коснулась невидимыми лапами человеческой тени и приняла облик богато украшенной погребальной ладьи. За высокими резными бортами толпились плакальщицы, скрывающие лица под серыми платками. В каждой руке они держали по смолистому факелу, готовые поджечь себя, как только Йохан взойдет на борт. Такая большая ладья могла принадлежать лишь верховному правителю. Она становилась все шире и длиннее под взглядом Йохана, наполняясь дорогим оружием, золотой утварью, наложницами.

То, что осталось от сына Ульвара горячо желало упокоиться с почестями, как подобает потомку знатного рода. Йохан замедлил шаг. Вглядываясь в туманный образ нави, он двинулся к манящему освобождению. Лед затрещал. Змей пробудился и подавил невольный порыв Йохана. Очертания ладьи тут же задрожали и стали испаряться. Ладья исчезла, уступив бесформенным теням, которые беспрестанно растворялись, не успев обрести форму. Навь, пытаясь угодить морскому змею, смотрящему на нее глазами Йохана, никак не могла выбрать, во что воплотиться. Живые существа, предметы, памятные места — ничто не трогало его холодную суть.

Рихарду навь являлась в облике старого дерева с могучими ветвями и огромными узловатыми корнями. Безмолвный герцог желал пережить недолгий миг, когда пребывая в сладостно-горьком сне в древесной колыбели, он соединял в себе человеческое и чудовищное, и ему было открыто прошлое и грядущее родного края. Чего же морской змей желал более всего на свете?

Навь окутала тело Йохана серой пеленой, отрезав от всего мира. Пелена только снаружи имела границы, внутри ей не была конца. Ни цвета, ни звука — не на что смотреть, не о чем подумать. Любое движение замедлялось до полного прекращения, сознание угасало. Навь дала змею в полной мере вкусить блаженство несуществования, чтобы потом грубо вытолкнуть обратно в хаос реального мира, пронизанного миллионами вероятностей. Мир, пребывающий в постоянном движении, порождающий все новые и новые живые создания.