— Я думал, что у меня видения из-за горячки, — смущенно признался Беррис, — но Керан подтвердил, что тоже его видел.

— Ульвар говорил с вами?

— Нет, ни слова не сказал.

— У него из глаз и рта лилась вода, он и не мог ничего сказать.

— После этого мы стали чувствовать его незримое присутствие. Опустился туман, очень плотный и белый. На корме не было видно носа. Мы не знали, куда плывем. Последние припасы доели, вода закончилась.

— Это было похоже на проклятье, павшее на нас за то, что мы бросили отца. В тумане слышались незнакомые звуки, крики, шепот, шум битвы. Иногда возникали огни, словно рядом с нами проплывали большие лодки, но только это был обман. Наваждения сменяли одно другим. Так прошло несколько дней. Без воды мы обессилели…

— Я молился каждому богу, отмеченному на теле, — вставил Беррис. — Должно быть это помогло.

— Чушь! — вспылил Йохан. — Отец все равно явил бы себя! Твои бормотания ничего бы не изменили.

— Ладно-ладно, как скажешь, — огорчился Беррис.

— Когда мы уже были близки к отчаянию, я услышал его голос, зовущий меня по имени, — продолжил Йохан. — А потом он появился на носу, словно всегда там был. Он казался очень усталым. Весь вымок, был очень бледен.

— А его тело, — Рихард подался вперед, — каким было?

— Живым, теплым. Не таким как сейчас. Никто из нас не видел, как он забрался в лодку, но тогда это казалось неважным. Отец жаловался, что ничего не помнит. Его рвало водой.

— Ее текло так много, что пришлось вычерпывать воду, — вставил Беррис, — чтобы не пойти ко дну. Мы пытались перегнуть отца через борт, но он наотрез отказывался приближаться к борту лодки. Едва не начал драку из-за этого.

— Когда туман развеялся, я узнал остров перед нами.

— Но как только мы вышли на берег, взяв отца под руки, он обратился в воду и стек обратно в море! — пожаловался Керан с горечью.

— Это нас… — Йохан замялся, подбирая слово, — поразило.

— Могу себе представить, — кивнул Рихард. — Вы ждали его?

— Нет, ушли. Отца потом не раз видели у берега или в лодке. Он вел себя как обычно: говорил, пел, даже рыбачил. — Йохан развел руки. — Можно сказать, что жизнь наладилась. Не так как раньше, но пошла своим чередом.

— А чего жаловаться? Улов рыбы стал бесподобным. Сети рвались.

— Вы никому не рассказали, что произошло?

— Только Мареку, — пожал плечами Йохан. — Он имел право знать.

— Я не поверил им сначала, но потом сам увидел отца и… — Марек разочаровано махнул рукой.

— Старейшины и простой народ, конечно, расспрашивали, что такого с отцом стряслось, что он с лодки не сходит, но я объяснил это волей предков. Мол, только так у нас будет достаток.

— С этим ты угадал, — заметил Керан. — Погода была отличной, море спокойным, рыбы вдоволь. Крабы сами ползли в котлы. Никто не жаловался. Наоборот, отца чтили больше прежнего.

— Идиллия продолжалось около года, пока отца не нашли на отдаленном берегу едва живого. Он катался по песку, пытаясь разбить голову о камни. Выдавил себе глаза, разорвал рот, оторвал ухо. И кричал, как безумец, постоянно кричал что-то, понятное только ему. Тяжело было это видеть, — Йохан заметно помрачнел. — Он причинял себе вред, хотя я старался уберечь его от этого. Почему ты смеешься?! — возмутился несчастный, заметив блуждающую змеиную улыбку на губах герцога.

— Твой рассказ о тщетных попытках удержать Ульвара в мире живых звучит для меня как удачная шутка.