— У меня нет сомнений, мистер Тэйт, что брат попал в тяжелое положение. Его могут держать в неволе или даже убить. Я хочу ехать на Запад и выяснить все сама.

— Полноте! Это у вас фантазии. — Тэйт возражал весьма энергично. — Наверняка же вы не знаете…

— Знаю! Когда мы с братом были маленькие, мы играли в разные игры — в войну, в плен, боролись с заговорами против республики — как все дети. Придумали свою собственную страну. Назвали ее «Игисфелд»; понятия не имею, откуда брат взял это слово.

— Понимаю, только…

— Ничего вы не понимаете. Слушайте дальше. В следующем доме жила девочка, которую оба мы терпеть не могли. Узнала про нашу игру, я подозреваю, подслушивая, и дразнилась. Ее звали Пучинара, действительно так звали. А для нас «Пучинара» превратилось в имя врага.

— Да, конечно, но я не улавливаю…

— Пожалуйста, прочтите. — Она подала Тэйту лист бумаги.

На мое счастье, он решил читать вслух.

Коротко отчитавшись о здоровье, поездках и общем положении дел, Чарльз Мейджорибанкс перечислял с дюжину растений по народным или ботаническим названиям, потом замеченных бабочек и пауков. Далее добавил:

«Тебя должно заинтересовать, что мне встретилась одна особо опасная инфекция, разновидность Pucinara, которая, если ей не положить конец, явится серьезной опасностью для Игисфелда. Я продолжу исследования в этом направлении и, если ничто не помешает, перешлю свои выводы. Ты знаешь, кто из ученых наиболее квалифицирован для оценки такого материала».

Дочитав, Саймон Тэйт посидел, глядя в пространство, потом принялся перечитывать заново — про себя.

— Вот поэтому я к вам и приехала. Вы содержите гостиницу и торгуете скотом, но ваш кругозор широк и в других областях. Что нам с этим делать, как считаете?

Тайт опять посмотрел на письмо, затем на собеседницу.

— Что оно значит, по-вашему?

— Мистер Тэйт, растения и прочая живность, перечисленная тут, для брата не новость. Список попросту наводит тень на плетень, а настоящее сообщение — то, что дальше. Чарльз раскрыл какой-то заговор, наткнулся на людей, которых считает опасными для страны. Об этом он и пишет. Ясно как день, он считался с возможностью, что письмо распечатают, и хотел, чтобы оно выглядело невинным для посторонних глаз.

Тэйт в раздумье опустил взгляд на письмо.

— Территория Луизианы одно время принадлежала Франции. Испании она тоже принадлежала. В обеих странах найдутся сожалеющие о потере. В Мехико неспокойно, и о том, что делается в Новом Орлеане, я осведомлена достаточно: каждый ищущий приключений бездельник на континенте ползет туда или в Сент-Луис, в Питтсбург, Лексингтон, рассчитывая — что-то будет.

— Хорошие у вас должны быть источники.

Умна и уверена в себе. На удивление уверена. Однако, слушая дальнейший разговор, я понял: основания к этому у нее имелись.

— Мистер Тэйт, вы ведь знали моего отца?

— Конечно. И очень уважал. В бизнесе и в торговле разбирался до тонкостей. Ошибок почти не делал.

— Он их совсем не делал. А не делал потому, что у него были знания. Самые надежные сведения, и больше сведений, чем у кого бы то ни было. Он очень старался, чтобы получать не только самые последние новости, но и самые верные.

— Вы о чем это?

— Вы о Фуггерах когда-нибудь слышали?

— Да… как будто бы. Очень старинная семья, чем-то там торговали, правильно?

— Торговали.