|
Ее раздражение значительно превосходило повод. - Ты будешь у меня последним, - сказала она Людовику, который в ответ долго смотрел на нее, как бы спрашивая: кто она, собственно, такая. Когда вошел отец, он бросился было к нему. Генрих сказал: - Твоя мать подразумевала: последний, который у нее остался бы, если бы все ее покинули. Мальчик проскользнул мимо отца в дверь. Родители стояли безмолвно, оба дышали тяжелее, чем обычно, не знали, с чего начать. В этот же самый час герцог д'Эпернон крался в ту часть своего дворца, куда ему не случалось заглядывать. Убогая мансарда под крышей; чистильщик серебра, ночевавший там, был сегодня отослан вместе со всей прочей челядью, которая могла попасться навстречу. Герцог просунул голову, кто-то поднялся с пола, ибо сидеть было не на чем. Прежний судейский писарь, теперь оратор на перекрестках, только головой покачал. - Его еще нет? - прошептал д'Эпернон. - Как бы он опять не удрал от нас вместе со своим ножом и чувствительной совестью! Это, конечно, никак не могло долететь до Лувра. Меж тем королева прислушивалась, ее рот непроизвольно приоткрылся, глаза растерянно блуждали. Генрих, который пришел, чтобы поговорить с ней о регентстве, осекся; беспричинный ужас охватил его. Поэтому он сказал только, что в ближайшее время должен обсудить с ней нечто крайне важное. - Вы? - спросила Мария Медичи. Ее блуждающий взгляд медленно возвратился к нему. Сперва ее взгляд выразил сомнение: "нечто важное, вы?" означал ее взгляд. А разве вы еще можете что бы то ни было? Сперва в ее взгляде было только сомнение, затем оно сменилось коварством и, наконец, насмешкой. - Мадам, подумайте, кто вы, - настойчиво попросил он. Он боялся перешагнуть тот предел, когда его слова стали бы приказом. Ведь и дофин как бы спрашивал, кто она, собственно, такая. - Я думаю о брачных союзах с Испанией, - заявила Мария. - Это предел моих честолюбивых стремлений, и об этом я думаю. Генрих напомнил ей, что она стоит выше, чем могла бы стать когда-нибудь путем брачных союзов с Испанией. Он воздержался от упрека, что она, будучи французской королевой, в сознании своем осталась маленькой итальянской принцессой. Но все же он тем самым натолкнулся на истинное препятствие, из-за которого неблагополучно сложился его брак - включая и настоящее свидание: оно тоже не может хорошо закончиться. Так как неудача разговора была предрешена - разве только махнуть рукой и предоставить все случаю, он заговорил: - Какой у вас великолепный вид, мадам, вы прямо сияете! И она вдруг блаженно улыбнулась. Он сам не знал, до какой степени метко попал. "Сейчас, когда ты уйдешь, ко мне придет мой красавец, - думала Мария. - Мой красавец, мой любимец теперь уж навсегда. Ребенок, которого я ношу под сердцем, от него. Все счастье и блаженство досталось мне. А ты, тощий рогоносец, сам думай о себе. Если что с тобой случится, я здесь ни при чем, я занята другим. Об этом я мечтала спокон веков, я купаюсь в счастье и блаженстве и заслужила их". Так думала стареющая женщина, и взор ее был туп. - Вы разглядываете меня, находите, что я исхудал, - сказал Генрих. Этому виной мои многочисленные заботы. - Ах, так! У вас есть заботы? - спросила Мария, выпятив грудь. Генрих: - Вам ничего бы не стоило облегчить их. Мария лукаво: - Теперь я разгадала загадку. Вы хотите, чтобы я написала в Брюссель. Генрих: - Ив Мадрид. |
