|
Марии Медичи нигде не было видно. Когда он уже собрался идти, какой-то однорукий офицер остановил его: - Сир! Под Монмелианом в меня угодила пуля. Я уволен и обременен долгами, не позже как сегодня меня должны посадить в тюрьму. Избавьте вашего солдата от беды и позора. Король: - Я уплачу ваши долги. Офицер: - Этого вы сделать не можете. Я прошу лишь сохранить мне свободу. Король: - Дружище, я присоединю твои долги к моим и заплачу за нас обоих. Д'Арманьяк, ступай на старый двор в финансовое ведомство, объяви им мою волю. Когда вернусь, я подпишу распоряжение. Офицер: - Сир! Тогда я буду уже под замком, и вам придется вызволять меня. Король: - Надо, чтобы вас не могли найти. Капитан, где вы, на ближайший час, будете сохранней всего? Д'Арманьяк, очень тихо: - В вашем экипаже, сир! Король взглянул на него, побледнел, переступил с ноги на ногу и наконец: - Вы поедете со мной, капитан! ПУТЬ К ПРИСТАНИ По длинным галереям Луврского дворца пронесся отдаленный крик, в то время как король со своим офицером шагал к выходу - вопль ужаса и радости, в нем звучало необузданное безумие и смятение души. Д'Арманьяк поспешил за королем, он решил, что это королева, наконец-то она объявилась. Генрих правильно распознал голос: маркиза де Вернейль - тоже существовала некогда, и очень осязаемо существовала; но теперь сохранилась лишь как голос. По дороге короля останавливали еще не раз. Витри, капитан гвардейцев, настоятельно просил разрешения сопровождать его. По случаю предстоящего торжественного въезда королевы на улицах неслыханно много чужестранцев и неизвестных. - Вы хотите подслужиться ко мне, - оборвал его король. - А сами предпочитаете быть с дамами. На лестнице, ведущей от его кабинета к выходу, ему повстречались герцогиня де Меркер, маршал де Буа-Дофен, а также один из его сыновей, герцог Анжуйский. Для каждого у него нашлись слова, но сам он не сознавал, что говорит. Он думал: "Куда я, собственно? Зачем?" Господину де Пралену, тоже капитану гвардейцев, который предложил охранять его, он отвечал уже совсем неласково, зато удостоверился в присутствии своего однорукого офицера. Тот был налицо и был неузнаваем сосредоточенное выражение, осанка боевая. Он понял. "А что было понимать?" - про себя спросил Генрих. Вид его спутников мог подействовать лишь успокоительно. Они ожидали подле весьма вместительного экипажа и беседовали о погоде. Вот старые товарищи Лаварден и Роклор, в них нет фальши. Де ла Форс вчера сделан маршалом, он горит желанием двинуться в поход за Пиренеи. Еще три дружественных фигуры, и, наконец, последний, д'Эпернон, лучше ему быть здесь, чем в другом месте. По правую руку от себя король посадил д'Эпернона, Лавардена, Роклора, по левую - господ де Монбазона и де ла Форса; вместе с королем это составляло шесть человек, стиснутых на передней скамье объемистой колымаги, которая затрещала и закачалась. Напротив оставалось место для двоих или троих. Третий попытался сесть, то был однорукий офицер. - Кто вы такой? - фыркнул маркиз де Мирбо и толкнул его в грудь. - Сир! Будьте осторожны с неизвестным, - сказал Роклор. Король собрался возразить, тут сосед его Монбазон протянул ему письмо, и кто-то приказал трогать, возможно, другой его сосед, д'Эпернон. |
