Высаживая Гектора у подъезда, Валька задумчиво пожевал губами и наконец сказал:

— Ты знаешь что, старикан? Позвони-ка мне завтра на службу. Есть один адвокат…

— Спасибо, Вальк, — Гектор плохо соображал в тот момент, — не стоит, наверное. Ты и так…

— Сколько бы ни стоило — все не дорого… — поморщился тот. — Может, хватит фигню городить? Звони завтра часиков в одиннадцать. Как-нибудь выберемся… — Валька протянул визитку.

Гектор взял карточку, сунул в карман плаща, захлопнул дверцу машины. За тонированным стеклом институтский друг поднял руку, сжав пальцы в кулак, — старый интернациональный жест: «они не пройдут». И «Вольво» укатила, пыхнув облачком синеватого бензинового выхлопа…

Вздохнув, Гектор прислушался. Из комнаты дочери доносилась приглушенная музыка. Какой-то импортный эстрадник выводил минорную мелодию. Хорошо выводил, но уж больно тягостно, выматывающе. Гектор закусил губу. Что делать? Что? Он бы взял вину на себя, ему, мужику, ТАМ было бы проще. Три-четыре года за решеткой оттянул бы, но этот свидетель… Ухажер Лидкин вину на себя точно не возьмет. Папашка — музыкальный профессор — быстро вколотит в задницу отпрыска понимание, что между двумя годами за разрешение управлять машиной постороннему лицу и семью за сбитого мужика — большая разница. Господи, что делать? Что же делать?…

Гектор поплотнее завернулся в одеяло, встал и пошлепал в комнату дочери. Холодный линолеум обжигал босые ступни, луна дурой таращилась в окно, и тень Гектора колыхалась на обоях, как призрак, не находящий успокоения. Осторожно приоткрыв дверь, он просунул в щель голову и шепотом спросил:

— Спишь?

Лидка задышала, стараясь убедить отца: мол, еще как. Фальшиво задышала, неубедительно. Уж кто-кто, а Гектор-то знал, когда она действительно спит, а когда просто не хочет, чтобы отец лез в душу, приставал с разговорами. Однако ему сейчас было не до церемоний. Он прошел к кровати дочери, присел в ногах.

— Знаю, что не спишь…

— Чего тогда спрашиваешь?

Похоже, первый шок у Лидки прошел. Она наверняка уже пыталась представить себе, каково будет ей ТАМ. Гектор мог бы рассказать, каково людям, впервые попавшим «на зону». Половина его друзей-спортсменов побывала за колючкой. Разные сроки, разные дела, но разве это меняет суть дела? Лидка завозилась, поворачиваясь на спину, и Гектор увидел ее лицо — белое, с синими пятнами под глазами. Он вздохнул, помялся, подыскивая подходящие слова, не нашел и бухнул «в лоб», словно кирпич уронил:

— Ты это… номер-то «девятки» запомнила? — Лидка молчала, глядя на него, и Гектор отчего-то смутился, забормотал скороговоркой: — Понимаешь, я подумал, если его найти, поговорить, может быть, он…

— Не надо, папа, — резко ответила девушка. — Ничего не надо.

— Почему? — не понял Гектор.

— Я завтра утром иду в милицию.

— Ты что-о? — воскликнул он и, спохватившись — ночь, тишина, соседи могут услышать, — повторил тихо: — Ты что? И не думай! Выбрось из головы, слышишь? Не смей!

— Папа, будет хуже, — с отчаянием в голосе сказала дочь. — Ты что, не понимаешь? Если я этого не сделаю, будет еще хуже!!!

— Хуже уже не будет, — возразил он и, протянув руку, погладил девушку по голове.

Лидка вдруг всхлипнула и, отвернувшись, уткнулась в подушку. Гектор растерялся.

— Ну ладно, что ты, — торопливо приговаривал он, проводя шершавой, мозолистой ладонью по волосам дочери.