Когда рассвело, на палубу подтянулись Леший, Калибр, Фара и Кирпич. Мы поболтали о том о сём и полезли в моторное отделение проверить, жив ли там Кардан. Он не показывался с вечера и уже мог, запутавшись в кишках «Зверя», подохнуть. В отделении мы отыскали его по звукам. Не подох, значит.

Кардан, весь измаравшись, копошился под какой-то приблудой. Встретил нас ошалелым взглядом. Фара принёс ему галеты и флягу с горячим цикорием. Кардан в свете налобного фонаря уставился на них. Мотнул головой – мол, нет времени, – а потом выжрал всё принесённое Фарой и опять полез под свою приблуду.

Один из двух двигателей «Зверя» вчера заглох на ровном месте. Заведённый, вновь глох, и Кардан проковырялся в нём всю ночь, прежде чем понял, в чём проблема. Топливо проходило через многослойные войлочные фильтры, где застревали механические примеси, и Кардан упустил момент, когда фильтры загрязнились. Ещё и сальники растрескались. В итоге давление в полости очищенного топлива упало, и в топливную систему проник воздух. Вот двигатель и глох после первых оборотов.

Кардан уже заменил сальники, поставил новенькие пакеты фильтров, заодно поменял и чехол, в котором оседали сорванные с фильтров войлочные волоски. Учитывая габариты двигателей, сделать это было непросто, но Кардан справился и без механиков Сухого. Оставалось выпустить воздух из топливной системы, для чего Кардан сейчас отворачивал пробки, подставлял баклажку под струю выливающейся солярки и ждал, пока солярка пойдёт без пузырьков.

Мы с Калибром и Кирпичом взялись выносить баклажки и опрокидывать их в пустой бак, а Фара и Леший развлекали Кардана разговорами. Он провозился ещё минут сорок, прежде чем по рации связаться с Сычом. Получив команду, Сыч включил оба двигателя. Они, оглушив нас, жизнерадостно загрохотали. Кардан сидел довольный, без толку тёр руки грязной ветошкой и покачивался в такт вибрирующему моторному отделению. Над нами из четырёх труб вырвалось чёрное облако выхлопа, под нами заскрежетали гусеницы – «Зверь» пробудился и двинулся вперёд, навёрстывая упущенные километры.

Кардан хотел сразу идти в печное отделение, но Леший силой увёл его в теплушку, заставил вздремнуть пару часов. Вскоре до теплушек добрели и печники. Малой, Сифон и Череп убились за ночь. Непрерывно жгли хануриков в ручном режиме и даже до сральной кабинки не бегали – ссали прямиком с платформы. Мы с Кирпичом и Фарой подменили их, заодно условились с топливным отрядом, что после обеда, когда приблизится очередная мясорубка, придёт их черёд стоять у печей. Между тем Сивый и Леший вызвались перетаскать хануриков из холодильного в опустевшее мусорное отделение.

Автоматика полетела не впервые. Нам с Кирпичом уже доводилось вручную настраивать печи, однако в прошлый раз мы заранее распределили вахты так, чтобы в каждую из них вписался хотя бы один печник, и особых проблем не возникло. Сегодня пришлось действовать самостоятельно, напрягая мозги и вспоминая, какую ручку подкрутить, какой рычаг дёрнуть. К счастью, Фара выудил из-под дробилки заляпанную инструкцию и несколько часов подряд, перекрикивая «Зверя», зачитывал её вслух. Вновь и вновь повторял одни и те же пункты, вколачивал их в наши с Кирпичом головы. Нам бы так поработать недельку-другую, и мы бы справлялись не хуже печников.

На палубе долговязый Шпала вытягивал свои длиннющие руки и, направляя кран малого бортового подъёмника, спускал к нам хануриков, а мы принимали их и сортировали по весу и типу. Забрасывали мешки на противень, поднимали складной стол и направляли трезубец его столешницы в печь, после чего вытягивали столешницу и опускали дверь. Тут всё просто. Гораздо сложнее было регулировать приблуды, за управление которыми обычно отвечала автоматика.

От нас требовалось поддерживать нужную температуру на разных этапах горения и в целом не позволять ей выйти за рамки восьмисот семидесяти и тысячи ста градусов.