Я потоптался на месте, бегло осмотрел мясорубку – книгу нигде не приметил – и побежал к отдалившемуся от бетонки «Зверю».

Забравшись на палубу, обругал себя. Мне бы с такими прозрениями сразу схватить Сивого и выбить из него букварь на виду у всей команды. Теперь, конечно, букварь лежит заныканный в каком-нибудь тайнике, но я всё равно отправился искать Сивого. Нахмурился, подумав, что мною движут и злость, и какое-то болезненное любопытство. Слишком уж безумным, необъяснимым был поступок Сивого. Ну на кой ему сдалась книга учёта жёлтых? Что он собрался с ней делать? Какую подставу приготовил для нашей похоронной команды?

* * *

Упавшая звезда оцарапала ночное небо – промелькнула в темноте, как трассирующий снаряд, и тут же погасла. После корректировки огня тысячи других звёзд должны были разом обрушиться на землю и залить горизонт белоснежными всполохами взрывов, однако небо осталось безмятежным. Я смотрел на него с палубы притихшего «Зверя». Из-за поломки он остановился в открытом поле. Бортовые прожекторы включить не удалось, номы надеялись, что белоснежная крыша убережёт нас от случайной ракеты.

Я улавливал призрачное эхо замолчавших двигателей. Вспоминал, как Сыча преследовал гул. Сыч шарахался по больничке, не понимая, откуда тот доносится, и не догадывался, что слышит собственные воспоминания. Интересно, гул будет преследовать нас до конца дней или однажды мы проснёмся посреди ночи и не различим ничего, кроме просторной тишины? Сычу мой вопрос не понравился бы. Он сейчас, наверное, сжался в кабине и всем сердцем ненавидел Кардана, что-то там напортачившего в моторном отделении.

Кардан пообещал реанимировать «Зверь» к обеду завтрашнего дня, а вчера вечером, когда двигатели заглохли в первый раз, носился по палубе с выпученными глазами, отмахивался от назойливых вопросов и предложений помочь. На «Зверь» обрушились все несчастья разом. Ну хорошо, не все, а только два, но вполне ощутимые: забарахлили двигатели и вышла из строя автоматика в печном отделении.

Со «Зверем» и раньше случались неполадки. Если Кардану не удавалось разобраться с ними, Сыч по радиостанции связывался с Сухим, и тот довольно быстро привозил механиков. В штабе батальона старались поддерживать «Зверь» на ходу. Сегодня механики не приехали. Сыч замучил командира, вызывая того каждые полчаса и повторяя, что Кардан не справляется, а Сухой отвечал, что механиков придётся подождать.

– И сколько ждать? – расхаживая по палубе, ворчал Калибр.

– Подохнуть успеешь, – отвечал ему Сивый.

Значит, в батальоне дела шли плохо. И не только там. Весь синий фронт дрожал, грозя вот-вот опрокинуться и пропустить нам навстречу пламенеющие от заградительного огня дивизии жёлтых.

Ждать осталось недолго.

Мне бы во сне видеть родной бревенчатый дом с зелёным крыльцом и оцинкованной трубой дымохода. Он и ещё десяток деревянных домов чудом уцелели, превратились в самостоятельный посёлок – огрызок перемолотого наступлениями и отступлениями городка. Кругом громоздились холмы развалин, торчали хвосты неразорвавшихся ракет и кресты наспех обустроенных кладбищ. Между домами тянулись маскировочные сетки, словно это могло уберечь посёлок от фронтовых ненастий. В старых гаражах жили куры и мелкий скот, жалкий обрубок асфальтированной дороги прятался в тени яблонь, а в хоккейной коробке возвышались две ухоженные теплицы. Таким всё было, когда я видел дом в последний раз. Надеялся, что к моему приезду там ничто не изменится. В предвкушении торопил дни, а мне третью ночь подряд снилось устроенное Сивым застолье.

Я возвращался за покрытый скатертью раздвижной стол. Консервы, дрищи, не допитые в ту ночь бутылки молока и скатерть в горошек не менялись, однако гостиная каждый раз преображалась. Позавчера мне снилось, что мы празднуем Новый год, вчера мы отмечали чей-то день рождения.