«Всегда опрятно, удобно и никаких болезней». Наконец кто-то предложил возродить программу прифронтовых механизированных сжигателей, только выпускать их не такими грозными и массивными.
Программу утвердили, о ней даже сообщили по телевизору, однако «Зверь 2» появился не сразу. Тогда многое застопорилось. Главнокомандующий как-то потерялся за спинами генералов и больше не зачитывал многочасовые лекции по истории. Диверсионные группы подорвали несколько заводов. Появились первые и не самые удачные гражданские танки, переделанные из трелёвочных тракторов. Пошла четвёртая волна мобилизации, которую чаще называли не четвёртой, а продуктовой, потому что семьям тех, кто в опережение очереди добровольно отправился на фронт, отгружали три мешка картошки и пять коробок всяких консервов. Вместо картошки иногда давали капусту с мукой, вместо консервов – живого барана. В некоторых городах дополнительно одаривали углём или дровами. Продвижение фронта замедлилось, а в газетах написали, что крупные столкновения начались и в других странах чуть ли не по всему миру. В общем, в тот год творилось всякое, и чудо, что «Зверь 2» появился.
Он был полной копией нашего «Зверя 44» и едва напоминал прародителя-гиганта. Между прочим, прародителем самого «Зверя 1» считался заурядный сельскохозяйственный сжигатель, уничтожавший туши заражённых животных, – обычная печь, закреплённая на шасси тяжеловоза. Не знаю, правда это или нет. Леший говорит, что правда. Да и бог с ним. Главное, что генералам новый «Зверь» понравился и они одобрили его серийное производство. Прифронтовые механизированные сжигатели гусеничного типа с тех пор неотступно следовали за фронтом, успешно переплавлялись через реки и ни в какой грязи не застревали. Как сказали по радио: «Они доказали свою высокую проходимость, невероятную эффективность и полюбились всем, кто готовился пасть в боях».
Прошли годы – и вот мы здесь, на палубе «Зверя 44». Слушаем радио, хоть и понимаем, что едва ли кто-то из генералов признает неизбежное отступление раньше, чем оно начнётся. Леший заверял нас, что по радио о прорыве фронта вообще не упомянут, чтобы лишний раз не беспокоить тех, кто живёт в тылу.
Мы с Фарой и Кирпичом каждый вечер собирались у бортовой лестницы на морде «Зверя» – стерегли возвращение Лешего и Сифона. Другие изредка приходили к нам перекурить и поглядывали по сторонам в надежде, что именно сейчас объявится Леший и они первые услышат от него новости. Собственно, все ждали одного-единственного слова: «Началось». Пока Леший его ни разу не произнёс и только качал головой в ответ на обращённые к нему взгляды.
Сегодня Леший и Сифон вернулись поздно. Уже стемнело, и «Зверь» готовился включить прожекторы. Вернулись недовольные, с полной поклажей. Закладку сделать не удалось. Леший молча прошёл мимо, а Сифон, запыхавшись на лестнице, сбросил вещмешок и задержался поболтать с Кирпичом и Карданом. Леший ещё брёл через палубу к хозяйственному отделению, а Сифон толком не отдышался и не успел рассказать ничего связного, когда вдали от нас, за частично выжженным лесом и руинами прифронтового города, под сумеречным небом полыхнула белая зарница.
– Ого! – воскликнул Фара.
Кардан замер с поднесённой ко рту папиросой.
Сифон и Кирпич растерянно переглянулись.
На мгновение я подумал, что вижу свет прожекторов другого «Зверя». Прежде чем я осознал, насколько это глупо – никакие прожекторы не светили так ярко, – до нас докатилось эхо взрыва. Оно пробилось сквозь гул двигателей и оглушило. Мы почувствовали, как завибрировал воздух. Небо высветилось вновь, и я мог пересчитать застывшие в нём разрозненные фрагменты облаков. Эхо и вибрация усилились.
– Близко, – очухавшись, сказал Кардан. |