18
Нас ждал черный лимузин «кадиллак». Эскимос поставил меня возле машины, быстро ощупал и сказал:
— Все в порядке.
Потом он засунул Маноло на переднее сиденье, а мы с ним уселись сзади. За рулем сидел азиат.
— Хм-м-м, как в «Зеленом шершне» с Брюсом Ли, — заметил я.
Азиат посмотрел на меня в зеркало.
— Заткнись, — проворчал Эскимос, затем откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Я кивнул и выполнил его указание.
Мы поехали на восток по Санта-Монике, затем свернули на север по Хайленд и вскоре оказались на шоссе Голливуд, миновали «Юниверсал Студиос» с ее жутковатой черной башней, отелями-небоскребами и таким количеством киносъемочных павильонов, что они напоминали ферму для разведения авиаангаров. В долине Сан-Фернандо мы повернули на шоссе Вентура и довольно долго мчались по нему на запад. В большом «кадиллаке» было удивительно тихо. Эскимос, расслабленно откинувшись на спинку кресла, сидел слева от меня с закрытыми глазами. Возможно, спал или только делал вид, что спит, дожидаясь, когда я сделаю неправильный ход. Наверное, это напоминало ему охоту на тюленей.
Водитель ни разу не оглянулся, он сидел в полнейшей неподвижности и молча вел машину. Только Маноло изредка шевелился на переднем сиденье. Тишина. Я принялся насвистывать мелодию из «Моста через реку Квай».
— Заткнись, — сказал Эскимос.
«Есть, сэр».
Мы миновали Вудлэнд-Хиллс, Реседу и Саусенд-Оукс. Вскоре мы повернули на запад и направились в сторону Камарильо. Маноло дважды кашлянул, застонал, а потом сел. Он протер лицо, приподнял сначала одно, а затем другое плечо и повертел головой влево-вправо. Потом повернулся и посмотрел на меня. В его взгляде не было угрозы; пожалуй, он смотрел так, словно только что открыл новый вид рододендронов и решил назвать его своим именем.
Беспорядочный хаос долины уступил место горным пастбищам, зеленым после зимних дождей. На пологих склонах паслись коровы джерсейской и херефордской пород. Летом эти холмы станут бурыми и мертвыми, больше похожими на пустыню. Почти сразу за Камарильо «кадиллак» съехал с автострады. Из окна лимузина была видна лишь старая двухполосная дорога, которая уходила на северо-запад, старая заправка «Юнион 76» да еще зернохранилище, построенное в сороковых годах.
— Ребята, если вы заблудились, нужно у кого-нибудь спросить дорогу.
Эскимос ничего не ответил. Наверное, я его утомил.
Мы двигались на северо-запад. Десять минут спустя лимузин свернул к металлическим воротам с надписью «Ранчо Качон» и поехал дальше по очень приличной проселочной дороге, продолжительностью примерно в милю, пока не подкатил к самому ранчо. Лабиринт загонов для скота с металлическими оградами, деревянный офис и три здания из гофрированного металла. Сверхмощный грузовик для перевозки скота аккуратно подавал задним ходом к загонам, а потные мужчины в потрепанных джинсах, рабочих рубашках и ковбойских шляпах готовились его принять. Возле деревянного офиса стоял еще один лимузин, а у самого крупного металлического здания я заметил три или четыре запыленных пикапа. Мы остановились возле пикапов и вышли из «кадиллака».
— Пойдем, — сказал Эскимос.
Маноло выпал наружу с переднего сиденья. Никто не поспешил ему на помощь.
Доминго Гарсия Дюран стоял возле одного из небольших загонов спиной к нам. Рядом с ним — какой-то толстяк. Дюран был сантиметров на десять ниже меня, и его отличала хорошая фигура: узкие бедра и широкие плечи. В черных волосах проблескивала седина. Он был одет в мягкие кожаные туфли от «Гуччи», темные брюки и кремового цвета рубашку, расстегнутую на груди. Он стоял прямо, как Рикардо Монтальбан. |