|
На каждой ярмарке есть несколько платформ, отведенных специально под этот вид товара. Я задержался на несколько минут и посмотрел кукольное представление. Раскрашенные фигурки ссорились между собой и лупили друг друга дубинками. Мимо прошли крестьяне в грубых туниках до колен. За ними брели рабы с мешками зерна и два молочных верра. Я снова посмотрел на кукол. Теперь они изображали убара и крестьянина. Обоим надоела их настоящая жизнь, и они решили поменяться местами. Разумеется, из этой затеи ничего не вышло. Убар обнаружил, что не умеет даже подоить верра, а крестьянин безуспешно пытался вырастить урожай на каменных улицах города. В конце концов убар с радостью вернулся на свой трон, а крестьянин с облегчением поспешил в поле. Пшеница запела торжественную песню, все возликовали. Гориане обожают такие истории. Здесь весьма уважительно относятся к кастовой принадлежности. Какая-то рабыня взглянула на меня из толпы. Рядом со мной прошел коренастый, почти квадратный человек, приземистый и, судя по всему, очень сильный. Несмотря на раннюю весну, он был обнажен по пояс. На нем были меховые штаны и сапоги до колен. Темная кожа отливала густым медным загаром, иссиня-черные волосы, казалось, некогда не ведали гребня, веки имели эпикантус. С плеча свисала веревка, сплетенная из кожи слина, к поясу был приторочен колчан со стрелами и часто можно встретить таких людей. Их родина — бескрайние ледяные просторы. Стадо Танкреда не появилось на севере. Интересно, знает ли он про это? Я попросил Самоса направить туда корабль с продовольствием. Вскоре краснокожий растворился в толпе. Рабыня осторожно прикоснулась к моему рукаву и робко подняла голову. Во взгляде темных глаз сквозила мольба. Рабыни не могут жить без мужской ласки. — Я шла за тобой, — произнесла она. — Знаю, — сказал я. Я всегда отмечаю такие вещи. Я из касты воинов. — Ты очень красив, господин, — прошептала она и взяла меня за руку. В разрезе туники колыхались соблазнительные белые груди. — Пожалуйста, господин, — прошептала она. — Тебя, наверное, послали куда-нибудь с поручением? — спросил я. — Нет, господин. До ужина меня не хватятся. Я отвернулся. — Пожалуйста, господин, — повторила она, стискивая мою руку нежными, но цепкими пальчиками. В глазах девушки стояли слезы. — Пожалей меня, господин. — Ты принадлежишь другому, — усмехнулся я. — Мордашка у тебя приятная, но я не твой хозяин. — Ну, пожалуйста! — Твой хозяин, если ему захочется, удовлетворит твое желание. Если нет, то нет. Откуда мне знать, вдруг она наказана воздержанием? Я не собирался вмешиваться в воспитательный процесс. Я не знал, кто ее господин, и не хотел подводить незнакомца. — Твой хозяин знает, что ты пристаешь к мужчинам на улице? — спросил я. — Нет, — испуганно ответила девушка. — Может, — сказал я, — связать тебе руки и написать ему на твоем теле записку? — Только не это! — воскликнула рабыня. — Она к тебе пристает? — спросил меня какой-то торговец. На голове его красовалась чалма устроителя ярмарки. Сзади стояли два стражника с плетками. — Нет, — сказал я и спросил: — Где можно сделать ставку на турнир каиссы? — Вокруг амфитеатра стоят несколько шатров, — ответил торговец. |
