— Марина! — запрещающе попросила Лида. — Мы с тобой уже говорили об этом.

Марина покивала.

— Да, с тобой бессмысленно говорить, я забыла. Пардон. А только я тебе еще раз скажу: эксплуататор он, и все. Будь у него кто другая — и бросил бы тебя, прощай, лапочка. Вот я его, как-нибудь столкнемся с ним, проверю. Улыбнусь ему, коленку покажу, посмотрим, как в нем взыграет.

— Перестань. — Лида улыбнулась. Ей было смешно. — Не опошляй. Уж кто-кто, а ты-то все знаешь.

— Ох, Лидка. Я то́ знаю, что я вот шмотье красивое новое надела — иду, на меня все мужики смотрят. Не оттого, что шмотье красивое, а я в нем себя такой чувствую, что они не оглянуться не могут. Или же мне один с Диксона три года письма шлет, на фиг он мне нужен, этот с Диксона, а перестанет он мне писать — как-то мне не так станет. И уж любить кого — так чтобы самой отрада была, а не ему отрадой быть. То есть я не против, чтобы ему, мне это приятно, конечно, но чтобы не за счет меня. Нет.

Лида снова улыбнулась.

— Ну, а я не против шмотья. Где оно?

— Да уж не зажму, раз принесла. — Марина поднялась с кресла. — Так будут все заглядываться — поедешь со своим Палычем, а приедешь с кем другим. — Она сходила в прихожую, принесла оттуда большую, модную сейчас — на длинном ремешке, чтобы носить на плече, — сумку, раздернула молнию и стала вынимать изнутри и выкладывать на диван платья, кофточки, юбки. — Вот, гляди. Меряй, что нравится. Что подойдет, то и возьмешь.

Лида, глядя на это роскошество, пришла в настоящий ужас.

— Да ты что! Весь свой гардероб принесла?

— Что ты, весь! — сказала Марина. — У меня же настоящие любовники, а не твой эксплуататор.

— Марина! — моляще проговорила Лида.

— А вот поглядим! — не столько ей, сколько самой себе сказала Марина. И спросила через паузу: — Чего вы в такую позднятину едете?

— Так у него отпуск. А я же нынче в приемной комиссии работала, тоже не ходила. На Кавказе, кстати, воздух еще в эту пору теплый. Ну, а не будем купаться — ничего страшного. Главное, вместе.

Марина махнула рукой.

— Вместе! Да любая дура на твоем месте давно бы сделала так, чтоб вместе. А в отпуск — как раз по отдельности.

— Марина! — с прежней мольбой произнесла Лида. — Делаешь добро, делай его обеими руками.

Марина взяла с дивана одно из принесенных ею платьев и, держа его на вытянутых руках, показала Лиде:

— Все! Видишь? Обеими. Как оно тебе?

— Ой, прелесть! — Лиду вмиг так и переполнило восторгом. — Именно то, что надо, ты принесла. Только бы впору оказалось…

— Да у нас с тобой все одинаково почти, — сказала Марина. И добавила: — Снаружи.

Лида никак не отозвалась на ее новую колкость: она уже вся была захвачена примеркой и, пожалуй, даже не слышала Марины. Быстро надевались и снимались кофточки, блузки, платья… Лида с жадностью и неуверенностью оглядывала себя в зеркале платяного шкафа на внутренней стороне створки.

— Слушай, я не знаю… вот это платье… — сказала она, надев очередное платье и все осматривая и осматривая себя в нем — явно оно ей понравилось и в то же время чем-то смущало. — Мне бы хотелось, чтобы он его посмотрел.

— Что? — взорвалась Марина.