— Я не дурак просто, я жизнь понимаю. У меня отец ходоком был, ни одной юбки пропустить не мог. Наслушался я ора с мальства, насмотрелся… что, хорошее у него житье было? Ни себе, ни матери, ни нам. Нет, уж я женюсь — так чтоб семья. А если она куда в сторону, так я уж…

— Так я уж здесь! — перебил его речь Маринин возглас. Это она, с чашками и с кофейником в руках, быстрым бесшумным шагом вошла в комнату. — Что, про баб разговор? — поставила она кофейник с чашками на стол. — Не знала ни одной мужской компании, в которой разговор в конце концов не скатывался бы на баб.

— Мариночка! — разом перестраиваясь на нее, воскликнул Андрей Павлович. — А разве в женской не так же?

— Конечно, нет. В женской — на мужиков.

Миша засмеялся. С той развязностью, что прорезалась в нем, пока разговаривал с Андреем Павловичем.

— Все одинаковы!

— Одинаковы, Мишенька, — сказала Марина, — те, кто одинаковы.

Теперь, довольный Марининым ответом, захохотал Андрей Павлович.

— Это вы в смысле, что все-таки не похожи? — помолчав, спросил Миша.

— Не похожи, не похожи, — тоже смеясь, согласилась Марина. — Мужчины ведь, если сбоку посмотреть, это что? Черт-те что и с боку бантик. А женщины? Тоже черт-те что, но без бантика.

— Перестань пошлить, Маринка, — с ленцой, еще не остыв от смеха, сказал Андрей Павлович.

— А что? Что такого? Разве неправда? — быстрым движением Марина подсела к столу и прижалась щекой к лежащим на столе рукам Андрея Павловича. Протекло долгое, бесконечное мгновение, и Марина подняла голову, посмотрела на Андрея Павловича сияющими глазами. — Я не пошлю, я иронизирую. Это разные вещи. Кто пошлит, тот пошляк, а кто иронизирует — страдающая личность.

Андрей Павлович, едва Марина подняла голову, спешно убрал руки со стола.

— Это отчего ты страдаешь?

Марина, не отрывая глаз, глядела на него.

— От неразделенной любви.

Андрей Павлович подыграл ей:

— Ко мне, что ли, Мариночка?

— Ой, какие вы мужчины глухие! — с силой воскликнула Марина. — Какие глухие, слепые!..

Миша в этот момент посмотрел на часы и так и вскинулся.

— Половина седьмого! Все уже, не успеем!

— Слушай, Мариночка, — воскликнул Андрей Павлович. — Смех смехом, но ведь я горю уже синим пламенем. Когда она будет?

Марина повела плечом.

— Странно ты себя ведешь. Тебе назначено свидание… или что, более важное к себе требует?

— Да, всю жизнь со свидания на свидание так и бегаю. Как Дон Жуан.

— Ну что ты, какой ты Дон Жуан… — с ласковой небрежностью отозвалась Марина.

Андрей Павлович поднялся.

— Нет, надо мне убегать.

— Подожди! — Марина вскочила со своего места, бросилась к шкафу, достала из него то самое прозрачное маркизетовое платье, которое Лида хотела показать ему, из-за которого и позвала сегодня. — Подожди, — приказала она еще раз, выбегая из комнаты, переоделась на кухне и медленным прогулочным шагом вернулась обратно. — Вот гляди, видишь? Она сомневается: брать его с собой, не брать. Хотела, чтобы ты решил. Я ведь, говорит, там с ним буду, все на меня смотреть будут, вдруг, говорит, ему это не очень приятно станет. Тебе то есть.

Произнося все это, она прохаживалась по комнате туда-сюда, платье было светлое, трусы и лифчик на ней темные, и она и в самом деле была в нем «вся видна».