Вика пожала плечами:

— Отвечать не буду. Ты и так обвинила меня в излишнем умствовании.

— Витка, прости… — пробормотала Лёка. — Левка всегда называл меня дурой… Я жутко обижалась на него за это. Но ведь он был прав… Я стала какой-то раздражительной, недовольной, несдержанной. Мне все чего-то не хватает…

— А твое творчество разве не приносит никакого удовольствия?

— Приносит… Конечно приносит. Иначе я бы давно просто удавилась… Но знаешь, Витка… Творчеством оно было раньше. А в последнее время это превратилось в ремесло. Я уже хорошо знаю, как двигаться, где лучше поднять руку и где лучше ее опустить. Я автоматически — уже все давно отработано — убыстряю и замедляю темп, ритм… Все случилось так, как и должно было случиться, это понятно. Это раньше я шла вслепую, думала, гадала, мучительно размышляла, какой именно жест подойдет здесь, а какой — там… Где остановиться, а где, наоборот, поторопиться вперед… Теперь я не думаю. Я делаю. И все… И часто замечаю, что вместо радости пение теперь приносит мне деньги… Неплохая замена! О счастье вопрос просто не стоит, зато эти бабки нередко действуют чрезвычайно успокаивающе. А главное — они дают мне независимость. Независимость от родственников, мужей и любовников. Это важно…

Подруга по-прежнему слушала очень внимательно.

— Но знаешь, Витка, когда я приехала в родной городок после долгого отсутствия, я сначала была в ужасе… Раньше я как-то мало что замечала вокруг или была просто слишком молода и глупа… Или раньше так не бросалось все это в глаза… Но сейчас меня просто убила откровенная страшная нищета… Там все рушится, обваливается, все в аварийном состоянии… А грязь!.. Люди лишены всего… Но человеческий эгоизм силен. И я подумала: какое счастье, что мне удалось отсюда вырваться! Как же мне повезло! И бессмысленно теперь себя терзать… Да и какой дурак откажется от удовольствия из-за того, что его лишены другие? Кто способен пожертвовать своим счастьем потому лишь, что кто-то другой несчастлив?..

— Кто-то и пожертвует… — задумчиво отозвалась Вика. — Но такие люди — большая редкость…

Но Лёка будто не слышала ее, полностью погруженная в себя.

— Я вот еще что поняла, Витка… Быть счастливым — очень опасно. Плохо, если у тебя закружится голова и ты не сумеешь справиться. Тогда начинается пора самообольщений. Ты не замечаешь ничего дурного, а все прекрасное относишь на свой счет. И думаешь, если счастлива ты, то и все вокруг тоже. И все кругом должны разделять твое счастье, радоваться вместе с тобой… Какая чушь!.. Счастье — всегда такое короткое… Особенно если оно настоящее, полное… Хотя тебе кажется, что отныне оно пришло к тебе навсегда. Какой я была беспечной дурой! И когда вдруг неожиданно все рухнуло, со мной случилась беда, стряслось что-то нехорошее… Я была больная не во время любви, а заболела позже, после нее, и не могла ничего себе объяснить, как всякий больной не умеет объяснить свою болезнь. И я сильно устала от собственного непрерывного самообмана…

— Разве ты обманулась в нем? — спросила Вика.

— В себе, — буркнула Лёка. — Я оказалась другой, чем казалась себе самой… Не лучше и не хуже, просто другой…

— А по-моему, для любви нужна некоторая наивность.