Он нашел мать в нижнем зале, сидящей в кресле и вяжущей носки. Она улыбнулась и сказала:

– Ну, как мы себя теперь чувствуем?..

– Все в порядке. Скажи, мама, кто такой этот мистер Перкинс? Почему он хочет видеть меня?

– Он позвонил сегодня после полудня и попросил назначить ему встречу. Я велела ему прийти в восемь.

– Но он сказал, что ему нужно?

– Да… Возможно, он и сказал, но твоя мать думает, пусть лучше мистер Перкинс сам объяснит цель своего визита.

– Это касается Ламокса?

– Не устраивай мне допрос. Очень скоро ты сам все узнаешь.

– Но послушай…

– Давай не будем больше говорить об этом, ладно? Сними ботинки, дорогой, я хочу измерить твою ногу.

Ничего не понимая, он начал снимать ботинок. Затем замер.

– Мам, я не хочу, чтобы ты вязала мне носки.

– Что? Но твоей маме доставляет удовольствие делать это для тебя.

– Да, но… послушай, мне не нравятся носки домашнего вязания. У меня от них на ступнях образуются мозоли. Я тебе уже не раз говорил.

– Не говори глупости! Как может мягкая шерсть причинить ногам какой-то вред? И подумай, сколько пришлось бы заплатить за носки из натуральной шерсти ручной работы, если покупать их. Большинство ребят были бы только благодарны.

– Но я говорю тебе, они мне не нравятся!

Мать вздохнула:

– Иногда, дорогой, я просто не знаю, что с тобой делать. Действительно не знаю. – Она свернула вязание и отложила его в сторону. – Иди вымой руки… да и лицо тоже. И волосы причеши. Мистер Перкинс будет с минуту на минуту.

– Скажи, этот мистер Перкинс…

– Поторопись, дорогой. Не создавай маме лишних хлопот.

Мистер Перкинс оказался на первый взгляд приятным мужчиной. Джону Томасу он понравился, несмотря на имеющиеся подозрения. После вежливого обмена ничего не значащими фразами, выпив ритуальную чашку кофе, он приступил к делу.

Мистер Перкинс представлял Лабораторию уникальных животных Музея естественной истории. После публикации в газетах фотографии Ламокса в связи с процессом в Музее обратили на него внимание – и теперь хотели его приобрести.

– К моему удивлению, – добавил он, – листая архивы, я обнаружил, что Музей уже делал попытку приобрести этот экземпляр… полагаю, у вашего дедушки. То же имя, что у вас, и даже адрес совпадает. И, кстати, а не родственник ли вы…

– Да, это мой прапрапрадедушка, – прервал его Джон Томас. – Вероятно, то был мой дедушка, у которого хотели купить Ламокса. Но он не продавался тогда, не продается и теперь.

Мать оторвалась от вязания и сказала:

– Будь благоразумен, дорогой. Ты в таком положении, что тебе придется пойти на это.

У Джона Томаса был упрямый вид. Мистер Перкинс продолжал с лучезарной улыбкой.

– Разделяю ваши чувства, мистер Стюарт. Наш юридический отдел ознакомился с этим делом, перед тем как меня послали сюда, и мне известны все ваши нынешние проблемы. Поверьте мне, я здесь не для того, чтобы еще больше усугубить их. У нас есть решение, которое защитит вашего питомца и избавит вас от головной боли.

– Я не собираюсь продавать Ламокса, – упорствовал Джон Томас.

– Почему же нет? Даже если это единственное решение?

– Ну, потому что не могу. Даже если бы и захотел. Его оставили мне не для того, чтобы продавать, а чтобы следить и заботиться о нем. Он был в этой семье еще до того, как я появился на свет. До того, как моя мать появилась здесь, если уж на то пошло. – Он строго взглянул на мать. – Мама, я не понимаю, что с тобой происходит.

– Хватит об этом, – сказала она спокойно. – Мама делает так, как лучше для тебя.