Это был мертвый медведь-гризли весом примерно сотен в шесть фунтов. По-видимому, из его рта хлестала кровь, сейчас она засохла. Ламокс посмотрел на него.
– Это завтрак, – объяснил он.
Джон Томас посмотрел на тушу с неодобрением.
– Не для меня, – сказал он. – Где ты его достал?
– Я его ловил, – ответил Ламокс с глупой улыбкой.
– Не «ловил», а «поймал».
– Я и в самом деле его поймал. Он пытался напасть на тебя, а я его поймал.
– О, это здорово! Спасибо!
Джон Томас снова посмотрел на медведя, отвернулся и открыл свой мешок с запасом продовольствия. Он достал из мешка консервную банку с яичницей и ветчиной, вскрыл крышку и стал ждать, пока содержимое подогреется.
Ламокс воспринял это как сигнал и приступил к завтраку. Сначала он съел медведя, затем пару молодых сосенок, несколько булыжников, приятно хрустевших у него на зубах, а затем пустую консервную банку из-под завтрака Джонни. После этого они спустились к ручью. При этом Джонни внимательно следил за небом. Ламокс запил свой завтрак, выпив несколько бочек чистой горной воды. Джонни наклонился и тоже попил, затем ополоснул лицо и руки и вытер их рубашкой.
– Что мы теперь будем делать, Джонни? – спросил Ламокс.
– Нужно опять отправиться под те деревья и тихо сидеть там до наступления темноты. Тебе будет лучше притвориться скалой.
Он пошел вверх по берегу. Ламокс следовал за ним.
– Ну-ка, остановись, – сказал Джон Томас. – Я хочу осмотреть твои припухлости.
Ламокс остановился и нагнул шею, чтобы хозяину не пришлось тянуться вверх. Джонни осмотрел опухоли с беспокойством. Они увеличились и, похоже, стали неправильной формы, словно изнутри что-то выпячивалось. Джонни пытался припомнить, как определить, злокачественная ли опухоль. Кожа на припухлостях растянулась и истончилась настолько, что в некоторых местах выглядела просто как толстая кожа, ничуть не напоминая обычную броню Ламокса. Она была на ощупь сухой и горячей. Когда Джонни дотронулся до левой припухлости, Ламокс отпрянул.
– Это так чувствительно? – с беспокойством спросил Джонни.
– Ну просто невыносимо, – ответил Ламокс.
Он распрямил ноги, подошел к ближайшей сосне и стал тереть о нее свои припухлости.
– Эй! – воскликнул Джонни. – Не делай этого. Тебе будет больно.
– Очень чешется. – Ламокс продолжал тереться о сосну.
Джон Томас подошел к нему, напустив на себя строгость. Но как только он приблизился, одна из припухлостей вскрылась. Он с ужасом наблюдал за этим.
Появилось что-то темное, мокрое и шевелящееся. Надорванная кожа некоторое время мешала этому выбраться наружу, затем оно освободилось и повисло наподобие тропической змеи, висящей на ветви дерева. В течение какого-то времени Джонни именно так и казалось, что это нечто наподобие гигантского червя-паразита, прогрызшего изнутри отверстие в теле своего несчастного хозяина. Он винил себя в том, что заставил Лами карабкаться по горам, в то время как тот был поражен этой ужасной болезнью.
Ламокс облегченно вздохнул и пошевелился.
– Фух! – сказал он удовлетворенно. – Вот так гораздо лучше.
– Ламокс, как ты себя чувствуешь?
– Как обычно. Почему я должен чувствовать себя как-то иначе, Джонни?
– Как – почему? А вот это что такое?
– Что? – Ламокс огляделся вокруг. Странный отросток вытянулся вперед, и он посмотрел на него. – Ах, это… – ответил он, как бы считая незначительным пустяком. Конец отростка вдруг раскрылся, подобно распустившемуся бутону, и Джонни наконец понял, что это такое.
У Ламокса выросла рука.
Рука быстро подсыхала, стала светлее и уже казалась довольно крепкой. |