— Похоже, ваш организм функционирует в несколько раз быстрее обычных для человека норм. Вы произносите примерно пятнадцать — двадцать слогов в секунду, а человеческое ухо способно воспринимать в три-четыре раза меньше. Поэтому и голос гораздо выше привычного тембра. Да и быстрота движений полностью соответствует скорости речи.

Я сообщил своему собеседнику, что добрался до столицы за два часа.

— Ну вот видите, — удовлетворенно кивнул Ван дер Хевен. — А теперь напишите что-нибудь.

Изображение букв вогнало меня в испарину — и все равно прочесть можно было лишь несколько начальных слов.

— Здесь вы тоже прилагаете усилия, чтобы замедлить свои природные данные, — произнес доктор с радостным удивлением. — Что ж, я очень рад, что судьба привела вас ко мне: невероятно интересно исследовать ваш феномен.

— Я и сам стремился к этому, — вырвалось у меня вместе со вздохом облегчения.

— Сейчас главная проблема в том, чтобы найти доступное средство общения, — озабоченно сказал Ван дер Хевен.

Сцепив руки за спиной, он принялся расхаживать по кабинету, потом вдруг радостно воскликнул:

— Эврика! Вам следует обучиться стенографии: эти закорючки легко поддаются расшифровке — в отличие от вашего письма. И еще диктофон! Его записи можно прокручивать с любым замедлением. Итак, решено! Вы остаетесь в Амстердаме и будете жить у меня. Я немедленно сообщу об этом вашим родителям.

От счастья у меня закружилась голова: наконец-то начали сбываться фантастические мечты, порожденные муками одиночества и мыслями о смерти. Ужас минувших лет исчез, словно его и не было, и слова — "заново родился" — вдруг приобрели осязаемый смысл.

8

Чудеса, начавшиеся в день моего прихода в Амстердам, продолжались и потом. Не стесненный в средствах, Ван дер Хевен нанял для меня преподавателя стенографии и обзавелся самым современным диктофоном, а затем приступил к тщательному исследованию зрения, слуха, мышечного строения, двигательного аппарата и пигментации своего неожиданного пациента. Результаты опытов превзошли все его предположения: он буквально не находил слов, чтобы охарактеризовать их. "Невероятно!" — постоянно слышал я.

Наблюдая за подходом ученого к исследуемой проблеме, я понял, как важно проводить опыты методически — от простого к сложному, от объяснимых отклонений к загадочным явлениям. Признаюсь, что, наученный горьким жизненным опытом, я старался не отпугнуть исследователя и поэтому не спешил демонстрировать все свои способности.

В первую очередь доктор принялся изучать быстроту реакций моего организма. Он выявил то, на что я сам не обращал внимания: оказалось, что у меня удивительная острота слуха. Я мог воспроизвести едва различимые шорохи или выделить отдельные реплики в гуле десяти — пятнадцати голосов.

Что касается зрения, то помимо проникновения сквозь преграды, оно обладало поистине невероятной цепкостью. Я, оказывается, умел расчленять движение предметов на составные элементы и делал это со значительно большей скоростью, чем профессиональный фотоаппарат, предназначенный для моментальных съемок.

Эту способность неоднократно проверили при наблюдениях за галопом лошади и полетом насекомого. Кроме того, я мог бы точно указать, что делал тот или иной человек в толпе, или пересчитать одновременно подброшенные в воздух камни.

Подверглась исследованию и скорость моего бега. Оказалось, что я могу дать фору в две трети дистанции любой породистой лошади, выращенной специально для участия в скачках, и легко обгоняю даже самых быстрых птиц. Эта моя особенность больше всего нравилась жене моего старшего друга и его детям, когда во время загородных прогулок я легко обгонял их экипаж или запрыгивал на крутые откосы двадцатиярдовой высоты.