– Пять с половиной!.. Пять!..

Я почувствовал, что корабль изменил направление.

Из вертикального его полет превратился почти в горизонтальный.

– Бесконечность! – сказал Белопольский.

Значит, впереди нас не было высоких гор.

– Поверните прожектор к Венере, – сказал Камов.

Я на его месте невольно сказал бы “к Земле”, но этот человек был не способен на такую ошибку. Он, по‑моему, сохранял полное хладнокровие.

– Четыре, – сказал Белопольский. Три с половиной!.. Три!

Как раз в этот момент раздался звонок киноаппарата, – кончалась пленка. Вскочить на ноги, сменить ленту было делом минуты, но я пропустил момент, когда мы вынырнули из облаков.

Белопольский только что сказал: “Полтора!”, когда Камов повернул голову и негромко произнес:

– Венера!

Я бросился к окну, Белопольский – к другому.

Под нами, насколько хватал глаз, расстилалась волнующаяся поверхность воды. С высоты полутора километров ясно были видны длинные гряды волн с ярко‑белыми гребнями пены. Очевидно, был сильный ветер. Ни малейшего признака суши. Было ли это море или обширный океан, есть ли где‑нибудь вообще твердая земля, – мы, конечно, не знали. Сверху нависла густая пелена туч. Темно‑свинцовая вода внизу, свинцовое небо над головой, и освещающий эту мрачную картину какой‑то тусклый полусвет. Мы находились на дневной половине Венеры, но освещение скорее напоминало вечер. Десятикилометровый слой облаков скупо пропускал свет Солнца, и только близость к нему планеты позволяла все‑таки видеть.

Над нами и со всех сторон до самого горизонта почти непрерывно сверкали яркие молнии. Даже сквозь стенки корабля были слышны раскаты чудовищного грома. Почти черные стены ливней соединяли небо и море, захватывая громадные пространства.

Все вместе – неприветливое море с ослепительно белыми полосами пены, мрачные тучи, испещренные зигзагами молний, – производило впечатление дикой красоты.

Корабль летел теперь горизонтально со скоростью около семисот километров в час, держась на высоте одного километра. Камову приходилось поминутно менять направление, обходя мощные грозовые фронты, которые один за другим возникали на нашем пути.

Через сорок минут такого полета мы были вынуждены пройти сквозь край одного из этих фронтов и смогли воочию убедиться, что таких гроз, как на Венере, никогда не бывает на Земле.

Корабль как будто погрузился в море. Сплошная масса воды закрыла все кругом. Стало совершенно темно. Молнии сверкали так часто, что сливались друг с другом, но сквозь плотную стену воды казались тусклыми. Гром гремел непрерывно, и в этом грохоте не стало слышно работы нашего двигателя.

К счастью, это продолжалось только одну минуту. Корабль миновал полосу грозы, и она осталась сзади, как мрачная, черная стена.

Я заметил, что высота полета сильно уменьшилась. Нас отделяло от поверхности моря не более трехсот метров.

Взглянув на Камова, я понял по выражению его лица, что это обстоятельство его беспокоит.

Чужая планета встречала непрошеных гостей не слишком любезно. Тяжелая масса воды, обрушившаяся на корабль, заставила его потерять целых семьсот метров высоты. Если бы мы не миновали грозовой фронт так быстро, то легко могли оказаться в море.

– Сергей Александрович! – спросил Белопольский. – Не находите ли вы, что оставаться здесь опасно?

– Что же вы предлагаете? – в голосе Камова мне послышались насмешливые ноты.

– Я ничего не предлагаю, – сухо ответил Белопольский. – Я просто спрашиваю.

– Да, конечно опасно, – ответил Камов, – но покинуть Венеру, не выяснив того, что мы должны выяснить, я не считаю возможным.