|
Все же он решил довести ускорение до сорока метров, считая, что это послужит полной гарантией успеха. Он знал, что Камов ни за что не пойдет по этому пути. Предельной цифрой, которую мог принять советский инженер, Хепгуд считал тридцать метров, а это не могло дать скорости большей, чем будет обладать его звездолет. Работа двигателя в течение десяти минут также казалась ему пределом, так как атомные реактивные двигатели развивали такую высокую температуру, что их корпуса надо было изготавливать из особо тугоплавких материалов, – вернее, сплавов.
Хепгуд не мог не признавать технического превосходства Советского Союза, но считал, что в этом производстве СССР не идет впереди Америки, которая во всем что касалось атомной техники, всеми силами старалась не отставать от других стран. В результате всех этих соображений Хепгуд был совершенно уверен в успехе и строил свой звездолет спокойно, по, помня о быстроте, с которой Камов организовал второй полет, избегал всяких задержек. Не желая ни с кем делить будущей славы, Хепгуд намеренно сделал свой корабль небольшим по размерам, могущим вместить только двух человек, так как лететь одному было совершенно невозможно. На все предложения со стороны американских ученых, выражавших желание принять участие в полете, он отвечал категорическим отказом, твердо заявив, что в первый рейс возьмет только представителя печати. Когда корабль был готов, Хепгуд обратился с открытым письмом к журналистам Америки, но долгое время никто не изъявлял желания лететь. Наконец, когда его стало уже тревожить это обстоятельство, к нему явился Бейсон. – Что вас побудило прийти ко мне? – спросил Хепгуд молодого корреспондента газеты “Нью‑Йорк Таймс”. – Я буду с вами откровенен, – ответил Бейсон. – Я очень хочу разбогатеть, а в наше время это чертовски трудно. Кроме того, я честолюбив. Слава Стенли не дает мне покоя[5] . – Вот как! Значит, вы честолюбивы? А об опасностях, которые вас ожидают, вы подумали? Вместо славы вас, может быть, ожидает смерть. – Кто не рискует, тот не побеждает, – ответил Бейсон. Он был высокого роста, широкоплечий, с чертами лица хотя и не красивыми, но привлекательными. Типичный молодой американец, увлекающийся спортом не обладающий особыми умственными способностями. Хепгуд остался доволен. Именно такой товарищ был ему нужен. – Я тоже буду с вами откровенен, – сказал он. – Я ставлю своей главной целью победу над Камовым. (Бейсон кивнул головой). Чтобы наверняка добиться этого, я был вынужден довести ускорение звездолета до сорока метров в секунду. Не скрою от вас, что это опасно для экипажа. На лице журналиста не появилось ни одного признака беспокойства. – Я мало смыслю в этих вещах, – с подкупающей откровенностью ответил он. – Вы говорите, что это опасно. Я вам верю. Но раз вы идете на эту опасность, то почему бы и мне не сделать то же? – Ну, если так, – весело сказал Хепгуд, – то я очень рад такому спутнику. Он крепко пожал руку Бейсона. – Когда вы думаете начать полет? – спросил журналист. – В конце августа этого года. – А почему не раньше? – Потому что надо дождаться благоприятного положения планеты Марс, на которую я хочу лететь, – ответил Хепгуд. – Ну что ж, подождем! Не так уж долго! – ответил Бейсон.
ВЕНЕРА
16 сентября 19… года. В Москве сейчас около пяти часов утра. День 15 сентября навсегда останется в нашей памяти: в этот день мы проникли под облачный покров Венеры. Завеса тайны, скрывавшая поверхность планеты, приподнялась. |
