— Этого вы тоже не знали, конечно, и даже не догадывались!.. Месяц назад он завещаньице составил, а на той неделе… того. Зверски убили дедулю. Это вам как?
— Никак, — сказал брат рэпера твердо. — Я не знаю никакого Милютина. Сандро, ты знаешь Милютина?
Рэпер снова было понес околесицу, но брат опять спросил — на этот раз строго, и тот сказал, что никаких Милютиных он не знает и знать не хочет, зато желает знать, куда делась домработница Маргарита Степановна, мать ее.
— Ник, найди ее, скажи, чтобы аспирину принесла! — прохныкал он.
…Показал бы я тебе аспирин, придурок, с раздражением подумал майор Мишаков, ты бы несколько дней голову свою искал, чтобы в нее аспирин засунуть!..
— Почему вы решили, что завещание в нашу пользу? — спросил брат рэпера. — Мало ли Галицких на свете!..
— Может, и немало, но в завещании указаны именно вы, и паспорта ваши с прописочкой, с номерами, со всеми делами-пирогами. А больше у покойного гражданина Милютина никаких связей нету!.. Ни сродственников, ни друзей, ни знакомых.
— Так не бывает.
— По-всякому бывает. Павлуша, — вдруг заревел майор, — дверь закрой!
Из коридора то и дело в кабинет заглядывали любопытствующие — словно по ошибке! Даже дознавательницы Таня и Соня сунулись по очереди, вид у обеих был взволнованный.
Лейтенант вскочил и прикрыл дверь, но не до конца.
— Кому сказал!..
Дверь захлопнулась перед чьим-то носом.
— Ну что ж, пойдем проверенным путем, хоть и долго это, — заключил майор, — но деваться нам некуда. Спрашивать буду под протокол. Где вы, Николай Михайлович, были двенадцатого апреля?
— Апрель, — неожиданно сказал рэпер ПараDon’tOzz человеческим голосом, — самый гнусный месяц!.. В лесу цветет подснежник, а не метель метет, и тот из вас мятежник, кто скажет — не цветет.
— Сандро, — твердо перебил его брат. — Тихо. Какой это был день недели?..
Майор фыркнул и покрутил головой, как бы не веря, что Галицкий не помнит, отлистнул календарь, хотя сам отлично знал, какой это был день.
— Четверг.
— В четверг двенадцатого апреля я был на работе.
— До ночи?
— Почему, нет, конечно. Я уехал часов в восемь.
— Куда поехали-то? В Подколокольный переулок? К Милютину в гости?
— В гости, да, — согласился Галицкий почти весело. — К маме. Двенадцатого апреля мы всегда бываем у мамы.
То, что он говорил «мама», а не «мать», Мишакова позабавило. Ишь, нежности какие!.. Ему сорокет скоро, а туда же — мама у него!..
— Кто это может подтвердить, кроме вашей… мамы?
— Тетя Рая, — не моргнув глазом, выдал Галицкий, — Кожедубова Раиса Петровна, дядя Валера, ее муж. Кожедубов Валерий Яковлевич. Тата, то есть Татьяна, их дочка. Они все были у нас в гостях.
Майору Мишакову надоело записывать.
Из быстрого и приятного «раскрытия» ничего не выйдет, вот что, а выйдет балаган, беготня, болтовня, и придет все к тому же — старикашку как пить дать завалил кто-то из братьев или оба сразу, но чтобы доказать это, придется ему, Мишакову, из кожи вон вылезти, всех этих мамаш, тетей, дядьев и Тат разыскать, опросить, поймать на вранье, провести тьму очных ставок, разослать тыщу запросов!..
— Ночевали тоже у мамули, правильно я понимаю?
— Да мы выпили, — продолжал Галицкий так же весело, он тоже понял, что майор терпит крах, — конечно, у родителей остались. |