— У вас еще одно бесценное качество, — заметил Феллс — Вы, кажется, не обделены чувством юмора, что, в общем-то, не характерно для агентов Шликена.

— Между нами, — небрежно заметил Фоуден, — зачастую агенты Шликена принимают себя чересчур всерьез. Чтобы успешно заниматься моей работой, надо быть готовым ко всему, а в таком случае чувство юмора нисколько не помешает. Вам, например, не кажется, что мы с вами находимся в довольно-таки забавном положении?

— Да, в чертовски забавном, — согласился Феллс. — Почти невероятном.

— Вот именно, — сказал Фоуден. — Тем не менее, все просто! Давайте-ка присядем. Я хотел бы вам кое-что объяснить. По крайней мере, это входит в мои обязанности.

Они оба устроились поближе к огню.

— Вот вкратце положение дел, — начал Фоуден. — Вы сами должны его оценить. Вы знаете, что война началась довольно неожиданно для нас. Мы не думали, что англичане пустят все ко дну в течение двух или трех месяцев. Когда была объявлена война, я находился в Берлине у Шликена. Мы сверили списки всех агентов, находящихся на службе. Многие агенты наружной разведки и сотрудники секретных служб не успели вернуться в Германию. Они были рассеяны по всему свету. На месте Шликена многие приложили бы нечеловеческие усилия для их репатриации и наверняка потеряли бы половину. Вернуться смогли бы от силы пятьдесят процентов, и что толку? — он с удовольствием выпустил облако синеватого дыма и продолжал:

— Тут и проявилась гениальность Шликена. Мы сидели вдвоем в его бюро на Фридрихштрассе за стаканом коньяка. Вдруг он сказал: Эмиль, у меня возникла одна идея. Мы оставим всех наших зарубежных агентов в их странах. Оставим на месте всех, кого знаем и к кому питаем доверие. Даже не будем пытаться установить с ними связь». Это была, безусловно, блестящая идея. Вот именно, блестящая, — продолжал Фоуден, выпуская кольца сизого дыма. — В нескольких словах: мы оставляем нашего резидента на месте. Он, разумеется, живет под чужим именем и становится другой личностью. Вернуться в Германию он не может. К нему не посылают связных. Что ему делать? Он не получает никаких денег на расходы. Его коммуникации перерезаны, да к тому же с его стороны было бы чистейшим безумием ими воспользоваться. Один или два круглых идиота так и поступили, и англичане их, разумеется, сцапали. Шликен был готов и к этому. Те, кому не хватает ума, сами заслужили такую долю.

— А другие? — спросил Феллс.

— Вы прекрасно можете себе представить, что произошло с другими. Посредственности, как и предполагал Шликен, постарались натурализоваться в своих странах и получить какую-нибудь работу. Пристроились, не теряя надежды когда-нибудь вернуться в Германию. А самые способные постарались создать себе устойчивое положение. Их считали французами или англичанами. И при наличии ума, а также неплохого начального обучения ремеслу они смогли войти в контакт с секретными службами Великобритании. И продолжали служить Германии в надежде вернуться на землю рейха не просто так, а с ценной информацией!

— Все ясно, — кивнул Феллс.

— Когда мы дошли по списку до вашего имени, — продолжал Фоуден, — то Шликен сказал: «Я знаю, что сделает Феллс. Он ненавидит англичан. Они обошлись с ним со всей возможной несправедливостью. Они выгнали его из армии. Они заключили его в тюрьму. Они опозорили его доброе имя. Его энергия и верность долгу превратились в ненависть, которая послужит нашим интересам. Вот увидите, Феллс еще докажет свою сообразительность!»

Фоуден сделал затяжку, наполняя горло дымом и выпуская его понемногу.