Ветерок особенно приятно освежал после удушливой жары ресторана, которой предшествовал столь же жаркий день. Она не надела шаль, ее бледные плечи блестели в темноте, а юбки розовой кипенью раскинулись по всему сиденью и даже касались вечернего костюма доктора Фернандеса.

Положив золотистую головку на спинку сиденья, вглядываясь в мягкую, обволакивающую черноту ночного Мадрида, освещенного лишь сиянием великолепных звезд да случайными огнями желтых фонарей на притихших площадях и бульварах, она на мгновение забыла, где находится, пока доктор не коснулся ее руки.

— Вы устали, — более чем ласково произнес он. — Вы на самом деле очень устали, и победы, которые вы одержали сегодня вечером, вымотали вас! — Он помолчал. — Вы довольны вашими победами?

Она повернулась и недоуменно посмотрела на него:

— Вы имеете в виду постоянные приглашения этого молодого Рикардо?

— Рикардо Эспинахо, похоже, был готов съесть вас, когда я появился на балу, да и все остальные с удовольствием последовали бы его примеру! — Внезапно его голос стал очень сухим: — А Питер Гамильтон-Трейси, разумеется, ждет от вас самого серьезного отношения и к нему, и к его будущему!

Лайза посмотрела на темный, четкий контур его головы, вырисовывающийся во мраке автомобиля, и все ее тело наполнилось болью от нахлынувшей волны неудержимого стремления к нему. До нее доходил слабый запах дыма его сигареты и крема после бритья; сочетание этих запахов бросало ее в дрожь.

— А мужчина ждет, пока женщина серьезно отнесется к нему, прежде чем сам серьезно отнесется к ней? — с некоторым усилием спросила она.

Он сосредоточенно следил за дорогой.

— Если он англичанин, то, думаю, ждет! Может быть, это просто мои наблюдения. Если он не англичанин, нетерпение не позволит ему ждать!

— А как, — едва дыша, спросила она, — поступает испанец? Доктор продолжал хмуро глядеть на дорогу, освещенную лунным светом и утопающую в тени платанов.

— Если бы он уверен в своих чувствах, он мог бы сделать многое, — ответил он после паузы, показавшейся ей бесконечной. — Но если не уверен… ну тогда он будет очень осторожен…

— Понятно, — вяло прошептала она.

Доехав до дома, в котором жила мисс Трейси, доктор подвел машину к богато украшенному подъезду. Над ними нависали бесчисленные балконы, а блестящий белый камень стен бледно сиял при свете звезд. Лицо Лайзы, когда доктор помог ей выйти из машины, мало отличалось по цвету от белокаменных стен дома.

Вместо того чтобы посадить ее в лифт, как она ожидала, и позволить ей самостоятельно добраться до квартиры, доктор последовал за ней и, когда раздвинулись золоченые дверцы лифта, вошел вместе с ней в кабину и тотчас же нажал кнопку этажа. Лифт с легким жужжанием стал подниматься.

— Вам, право, совсем не обязательно провожать меня до квартиры…

Он стоял очень близко к ней в узком, ограниченном пространстве лифта и рассматривал ее в мягком свете плафона.

Ее протест, что она сама может найти дорогу до квартиры, он решительно оставил без внимания. Когда лифт остановился и двери кабины мягко задвинулись за ними, он проводил ее по коридору к белой двери, на которой была прикреплена табличка с номером квартиры мисс Трейси. Лайза было протянула руку, чтобы позвонить, но он внезапно остановил ее.

— Вы отправитесь прямо в постель? — спросил он. — А эта Хуанита, служанка мисс Трейси, она подаст вам горячего молока или какого-нибудь успокаивающего питья?

— Я вовсе не нуждаюсь в этом, — начала она, но по его взгляду поняла, что сейчас лучше не возражать ему, и поспешно пообещала: — Я попрошу Хуаниту приготовить мне чай.