— Дик — славный малый, — сказала Салли с довольным вздохом. — Ничего особенного собой не представляет, но лучше многих других. Могу сказать, что я счастлива. Понимаете, Дэвид, мне начинает надоедать бродячая жизнь. Я колесила с труппой по Пэйн-Гоулдскому району до тех пор, пока у меня голова кругом не пошла. Мне надоели летние Пьерро и зимние пантомимы. И кроме того, я стала безобразно полнеть. Через год-другой я буду годиться только для роли царицы фей. А я, пожалуй, предпочитаю любовь Дика любви какого-нибудь злого духа. Хочу осесть на одном месте и жить покойно.

Дэвид насмешливо смотрел на неё, вспоминая беспокойные искания её ранней юности, страстное желание добиться славы на сцене.

— А как же насчёт великих стремлений, Салли?

Она благодушно засмеялась.

— Они тоже немножко заплыли жиром, Дэви. Вам бы хотелось видеть меня такой, какой изображают в романах героинь. И чтобы моё имя огнями сияло в Пиккадили. — Салли перестала смеяться и покачала головой; затем подняла глаза и в упор посмотрела на Дэвида. — Этого достигает одна из миллиона, Дэвид. А я не оказалась такой счастливицей. Может быть, у меня и есть капелька таланта, но теперь с этим кончено. Не думайте, что я до сих пор этого не понимала. Дайте мне настоящую роль — и я окажусь для неё негодной.

— Ну, в этом я вовсе не уверен, Салли, — запротестовал Дэвид.

— Вы не уверены, а я уверена, — отвечала она с оттенком былой горячности. — Я пробовала — и знаю, на что способна. Все мы приходим на сцену с большими ожиданиями, Дэви, но очень немногие достигают того, чего ожидали. Счастье, что я остановилась на полпути, найдя подходящее пристанище.

Наступило молчание. Салли быстро успокоилась, но, хотя в глазах её потух огонь, она оставалась необычайно серьёзной. Она рассеянно играла ложкой, рисуя рукояткой узоры на скатерти. Лицо её омрачилось, как будто она что-то вспомнила и это лежало у неё на душе. Вдруг, как бы решившись, она посмотрела на Альфа, который развалился в кресле, надвинув на глаза котелок и орудуя зубочисткой, только что сделанной из спички.

— Альф, — сказала она, что-то обдумывая, — мне надо поговорить с Дэвидом. Погуляй несколько минут в сквере.

— Что?! — Альф выпрямился в кресле, охваченный изумлением. Он смотрел на неё во все глаза.

— Мы с Дэвидом будем ждать тебя здесь, — настаивала Салли.

Альф кивнул головой. Слово Салли было для него законом. Он встал и поправил на голове шляпу. Глядя ему вслед, Салли размышляла вслух:

— Хороший он у нас. Не человек, а золото. Слава богу, теперь я могу избавить его от свинцовых белил. Я покупаю ему бунгало в Госфорте. Дик сказал, чтобы я не жалела денег. Я поселю там Альфа, и пускай себе разводит голубей, сколько ему угодно.

У Дэвида от её слов потеплело на душе. Его всегда трогали проявления щедрости и великодушия в других людях. И он видел то и другое в нежности Салли к отцу, этому старому человеку в чёрном, плохо сидевшем костюме, скрипучих ботинках и новом галстуке.

— Вы молодчина, Салли, — сказал он. — Вы, вероятно, за всю свою жизнь никогда никого не обидели, никому не сделали больно.

— Не знаю, — Салли по-прежнему не улыбалась. — Боюсь, что, может быть, сейчас я вам сделаю больно.

— Каким же это образом? — спросил с удивлением Дэвид.

— Вот видите ли… — она остановилась, открыла сумочку и медленно вынула из неё какое-то письмо. — Мне надо кое-что вам показать. Мне ужасно не хочется. Но я должна, вы бы меня возненавидели, если бы я этого не сделала…

Снова пауза.