— Я имею вести о Дженни.

— Дженни? — ахнул Дэвид.

— Да, — подтвердила Салли тихо. — Она прислала мне вот это письмо.

И, ничего больше не говоря, она протянула ему письмо. Дэвид машинально взял его. Плотная сиреневая бумага с зубчатыми краями, сильно надушённая, была исписана круглым детским почерком Дженни. На конверте с тёмно-лиловой подкладкой указан адрес отправителя: «Отель „Эксцельсиор“ в Челтенхеме» и дата. Письмо было послано несколько недель тому назад.

«Дорогая моя Салли, — стояло в письме. — Чувствую, что мне следует взяться за перо и прервать долгое молчание, которое объясняется больше всего тем, что я была за границей. Уж не знаю, что ты обо мне подумала. Но подожди, пока я все тебе не расскажу. Когда я была в Барнхэме, я прочла в газете объявление, что пожилой даме требуется компаньонка. Ну, я просто для забавы написала и к своему удивлению получила очень любезный ответ и деньги на проезд до Лондона. Я поехала к этой даме, и, понимаешь, дорогая, она и слышать не хотела о том, чтобы я отказалась. Она уезжала за границу, в Испанию, Италию и в Венецию, и в Париж. У неё белоснежные волосы и чудные кружева и такие красивые добрые глаза, а платье на ней было цвета мов! Ты не можешь себе представить, как я ей понравилась. Она все твердила: „Вы такая милочка, я вас не отпущу“. Одним словом, пришлось мне остаться. О, я знаю, что поступила дурно, но я не могла, устоять против поездки за границу. Милочка, мы побывали везде — и в Испании, и в Италии, и в Венеции, и в Париже — и даже в Египте. И какой шик! Повсюду — наилучшие отели, слуги кланяются и ногами шаркают, во всех чужих городах ездили в оперу — и, представь себе: ложа и графы в мундирах! О, миссис Венситгер ни на шаг меня от себя не отпускает, она меня обожает. Она говорит, что я ей — как родная дочь. И в завещании меня упомянула. Я только читаю ей вслух, и езжу с ней на прогулки и в гости и всё такое. Ну, и цветы расставляю в вазах. Везёт мне, — не правда ли, Салли? О, я ни за что на свете не хочу вызывать в тебе зависти, Салли, но если бы ты только могла видеть, как мы шикарно живём, у тебя бы глаза на лоб полезли! Я рассчитывала устроить так, чтобы с тобой увидеться, но мы пробудем здесь, на водах, всего несколько дней, потом опять уедем. Милая, милая Салли, мне живётся очень весело, я бы хотела, чтобы тебе так повезло, как мне. Целую ма, и Филлис, и Клэрис, и па, и, конечно, тебя. Если увидишь Дэвида, скажи ему, что я иногда о нём думаю. У меня теперь никого нет, Салли, это ты тоже ему скажи. Я нахожу, что мужчины — скоты. Впрочем, он был добр ко мне. Надо кончать письмо, так как пора одеваться к обеду, у меня новое чёрное платье с блёстками, представь себе, какова я в нём, Салли! Ну, просто мечта! Прощай и будь здорова. Твоя вечно Дженни».

Молчание. Потом долгий вздох Дэвида. Он читал, читал эти нелепые излияния, каждая строчка которых нашёптывала воспоминания о Дженни, мучительные и постыдные и всё же согретые какой-то нежностью.

— Отчего вы мне не сообщили раньше? — с трудом спросил он наконец.

— А к чему? — возразила спокойно Салли. Она нерешительно помедлила. — Видите ли, Дэвид, я ездила в Челтенхем, в отель «Эксцельсиор»… Дженни действительно жила там несколько, дней во время скачек. Но не с миссис… как её там?

— Я так и думал, — сказал Дэвид угрюмо.

— Не принимайте этого близко к сердцу, Дэвид. — Салли перегнулась через стол и дотронулась до его руки. — Ну, будьте же паинькой, развеселитесь! Вы знаете теперь, что она жива и здорова — и то хорошо.

— Да, разумеется, и то хорошо.

— Правильно я поступила, показав вам письмо? — спрашивала с беспокойством Салли.