– Не хочу я ничего из твоей сумки. Я люблю сладкие рожки, понимаешь?

– Если так, то получай затрещины. Согласен?

– И это называется друг! – сказал мальчик.

– Ты еще совсем молодой… – ответил робот. – Тебе всего десять лет. А я чего только не насмотрелся за свою жизнь…

– Опять заладил одно и то же, – усмехнулся мальчик. – Ну, так сколько тебе лет?

– Две тысячи, – сказал робот.

– Старый шутник! Так я тебе и поверил!

Рука робота опустилась на затылок мальчика. Это была металлическая рука, но механизм, подающий команду рукам робота, был настолько совершенным, что они могли взять яйцо, не раздавив его, погладить шкурку, не повредив меха, оборвать лепестки ромашки, измерить силу циклона или нежного дуновения утреннего ветерка. Поэтому подзатыльник получился именно таким, какой был нужен: не слишком сильным, но в достаточной степени ощутимым. Мальчик опять захныкал:

– Теперь ты меня колотишь! Ты жулик! Нарушаешь первый закон роботехники… Ты что, забыл – никогда не бить человека?

– Конечно, помню. Никогда не бить человека… Но разве ты поступаешь, как человек? Если ты не перестанешь так себя вести, будешь получать подзатыльники с утра до вечера. Я твой воспитатель, не забывай этого.

Ребенок сразу успокоился.

– Но я на самом деле проголодался, – сказал он. – Что там у тебя есть?

– Все, что душе угодно, – ответил робот отеческим тоном. – Скорей заказывай!

– Хочу сладкий рожок!

– Изволь!

Плод, появившийся в руке у робота, был зрелый, аппетитный, сквозь его странную кожицу цвета слоновой кости проглядывала нежная и сочная мякоть.

– Зачем их делают белыми?.. – сказал мальчик с разочарованным видом. – Такие мне не нравятся. Вот если бы они были красные, тогда другое дело…

Туксо не улыбнулся просто потому, что не мог этого сделать. Его физиономия и все туловище были из чистейшего цианадия, отполированного до блеска, не ржавеющего и не боящегося никаких вредных воздействий: робот был сработан не на века, а на тысячелетия. Но все же на лице у него промелькнуло нечто похожее на улыбку.

– Молодец, – сказал он, – начинаешь соображать. Тебя интересует биология? Быть может, ты сумеешь убедить…

– В чем?

– В том, что их надо делать красными…

– Что делать?

– Сладкие рожки… Знаешь, они вовсе не безмозглые упрямцы.

– Да о ком ты говоришь?

– О деревьях… Я говорю о деревьях… Видишь ли, ты человек. А вам, людям, часто не хватает терпения, не то что нам, роботам, нам, машинам.

– Какая же ты машина! Ты не машина… Ты – Туксо, мой воспитатель.

– Очень любезно с твоей стороны. Но, когда ты немножко подрастешь, когда начнешь изучать роботехнику, тебе это будет понятнее… Ну ладно, оставим… Этот разговор к делу не относится… Тебе нравится биология или нет? Хочешь потрудиться для того, чтобы эти сладкие рожки стали красными?

– Да нет, зачем мне это? Я хочу в космос, – ответил мальчик. – Открою новую планету…

– Согласен… И мы все туда полетим и освоим ее, а потом – на другую планету…

– Вот хорошо, – сказал мальчик. – А тебе разве это не нравится?

– Повторяю тебе, я машина, а не человек. Мне не может что-то нравиться или не нравиться. Но так как я воспитатель, в меня засунули эти проклятые схемы поиска аналогий, и поэтому я задаю вопросы.