Изменить размер шрифта - +
Дождь лил три дня — и лил во весь путь. Мы ехали 26 часов в дилижансе. Речонки поднялись в реки. Закрывшись — на банкетке (открытая верхняя часть дилижанса рядом с кучером. — Р. Ш.) была духота без пределов, открывшись — вода обливала всего. Я поневоле остаюсь до 17-го здесь — вероятно, море уляжется, пытку дилижанса не хочу еще раз.

…Простились мы в Ницце мирно: хотелось бы с Татой и Ольгой снова сблизиться Натали, но прямо ничего не сделает. Теперь рядом с планом ехать в Россию — снова план купить пансион в Ницце (чтобы заняться педагогической деятельностью. — Р. Ш.). Натали все хочет, кроме одного — заглянуть в себя и свою совесть. Увидим, что сделают эти два месяца — я вряд возвращусь ли до начала марта в Ниццу… Прощай. Лизу я оставил цветущею, как центифольный розан (вид махровой розы. — P. Ш.). Ей явным образом этот климат по нутру — она вдвое ест и толстеет. Умна удивительно, до тончайших нюансов; в школу ходит весело, — а Натали недовольна и, верно, возьмет ее недели через две!..»

18 января Герцен, усталый и расстроенный дорожными неприятностями, приехал через Болонью во Флоренцию. «Здесь все хорошо», — успокоительно сообщил он на другой день Огареву, имея в виду жизнь дочерей Таты и Ольги с их воспитательницей г-жой Мейзенбуг и работу сына Саши. Герцена очень обрадовал недавний Сашин успех — его первая публичная лекция во Флоренции. Другой радостью для Герцена был горячий интерес здешних русских читателей к свежему номеру «Колокола», только что выпущенному Огаревым в Женеве, со статьей Н. Вормса о «Белом терроре» в России. Впрочем, свое авторство Н. Вормс просил скрыть даже от сотрудников редакции.

В эти дни гостил во Флоренции известный русский художник — живописец Николай Николаевич Ге, старинный и верный почитатель Герцена. В молодости Ге зачитывался по целым ночам сочинениями Искандера «Сорока-воровка», «Кто виноват?», «Доктор Крупов», «По поводу одной драмы». Вот как сам Н. Н. Ге описал свое первое впечатление от встречи с Герценом во Флоренции в феврале 1867 года:

«Небольшого роста, плотный, с прекрасной головой, с красивыми руками; высокий лоб, волосы с проседью, закинутые назад без пробора; живые умные глаза энергично выглядывали из-за сдавленных век; нос широкий, русский, как он сам называл, с двумя резкими чертами по бокам, рот, скрытый усами и короткой бородой. Голос резкий, энергичный, речь блестящая, полная остроумия…»

9 февраля 1867 года Герцен написал Наталье Алексеевне из Флоренции в Ниццу:

«Известный живописец Ге просил дозволение снять мой портрет „для потомства“, как он говорит. Это художник первоклассный — я не должен был отказать. Вчера он начал — это задержит до 17-18-го, тогда я поеду в Венецию… потом заеду сюда и приеду к вам, потом в Женеву, но если ничего не переменится — летом возвращусь в Ниццу».

Спустя девять суток Герцен сообщает дочери Тате уже из Венеции (18 февраля 1867 г.):

«Вот я в двух шагах от святого Марка и грешного льва (скульптура крылатого льва — символ Венеции. — Р. Ш.). Нет города, который бы так поражал, — наружный вид до того оригинален, изящен и великолепен, что бедная Флоренция „куле“» (сходит на нет. — P. Ш.)

 

Герцен — Огареву, Венеция, 18 февраля 1867 года

«Город до того оригинально красив и великолепен, что умирать, не видевши его, не следует».

 

Герцен — г-же Мальвиде Мейзенбуг из Венеции во Флоренцию, 20 февраля

Будьте уверены, что Венеция — прекраснейшая из нелепостей, созданных человечеством… Ни за что на свете я не желал бы жить здесь.

Быстрый переход