Рэйко, вытянувшись, прильнула, насколько могла близко, к уху Каору и, прерывисто дыша, в отчаянье проговорила:
– Я прошу... – Но ни стон, ни ее пафос ничего не меняли, они были лишь пустым сотрясением воздуха. Рэйко хотела спасения не только сына, но и своей жизни. – Прошу... помоги.
– Я... не... Бог, – произнес он, собрав все силы. Каору не контролировал себя, в органах его бурлила кровь, а в голове не было ни одной ясной мысли, но он каким‑то образом понимал, что уже сделал первый шаг по территории смерти. Он не сожалел, что безо всяких колебаний подчинился приказам своей плоти, что целовался с Рэйко, держа ее в объятиях. Он не сомневался, что, окажись он в любое другое время в такой же ситуации, поступил бы точно так же. От Рэйко исходила сила, подавлявшая любое сопротивление.
– Прошу, поезжай туда. – Теперь даже Рэйко настаивает на том, чтобы он ехал в эту зону магнитной аномалии с «предельно отрицательным магнитным показателем». Фикция, посеянная им самим и взращенная Рэйко, уже начинала пускать в него свои крепкие корни.
8
В тот момент, когда Каору входил в палату отца, профессор Сайки поднялся со стула, стоящего у койки.
Увидев Каору, он произнес:
– А... – И собрался уже выйти из комнаты. – Только, пожалуйста, потише, – сказал он.
Сайки не хотел мешать Каору, пришедшему навестить отца, но Хидэюки попытался его задержать.
– Я больше не могу, ты же знаешь, у меня здесь дела. – Сайки не был сиделкой из службы социальной помощи и уже весь извелся оттого, что ему действительно надо было идти.
– А, ну ладно.
– Да, меня ждут ... – сказал Сайки и бросил взгляд в сторону Хидэюки. – Ну... – Он взмахнул рукой и вышел. Каору проводил его взглядом и подошел к отцу.
– Отец, ты как?
Посмотрев на Хидэюки сверху, выяснив, какого у него цвета лицо и насколько впали щеки, он сел на тот же стул, на котором до этого сидел Сайки.
– Хреново, – безо всякого выражения выдавил из себя Хидэюки, уставившись в потолок.
– Что так?
– Этот Сайки припирается только с плохими новостями.
Сайки, выпускник того же факультета, что и отец, не участвовал в составлении диагноза, поскольку это не входило в его обязанности патологоанатома, а было задачей других специалистов. Поэтому Каору недоумевал, какие еще плохие новости тот мог принести.
– Плохие новости?
– Знаешь Накамуро Масато? – Голос отца звучал хрипло.
– Да, он твой друг.
Каору была знакома эта фамилия. Он работал вместе с отцом в проекте «Петля» и теперь, скорее всего, преподавал в местном университете на факультете инженерии.
– Умер, – резко произнес отец.
– Да?
– То же, что и у меня.
Для отца это было шоком: умер его коллега и ровесник, не будет ли он следующим?
– Но ты‑то все еще в порядке. – У Каору не было иного способа поддержать отца, кроме как месяцами подбадривать его подобными фразами.
Лежа на кровати, Хидэюки медленно повернул голову и спросил – так, будто хотел сказать: «Ни к чему эти бессмысленные утешения»:
– Знаешь Комацу Дзаки?
– Нет. – Каору впервые слышал это имя.
– Неважно, он мой подчиненный по «Петле».
– Да?
– Тоже умер.
Каору сглотнул. Тень смерти шаг за шагом все ближе подбиралась к отцу.
Хидэюки назвал еще три имени, также опечатывая их словом «умер».
– Послушай, я уж и не знаю, что думать. |