По мнению двухсот тысяч солдат императорской Армии усмирения северо-запада, варвары могли оставить это неуютное место себе.

Но их мудрый и славный император, правящий в Ханьцзине по мандату богов, считал, что кыслыки – самонадеянное и наглое племя, и им необходимо дать суровый урок. Его советники видели в этом благоприятные для себя возможности: славу и власть, продвижение по лестнице придворной иерархии. Для некоторых из них эта война также была проверкой, подготовкой к войне с истинным врагом, которым считали еще более самонадеянную империю сяолюй к северу от Катая.

Договор с сяолюй существовал уже двести лет (иногда его расторгали, но всегда заключали снова). По его условиям степняки все еще удерживали Четырнадцать префектур за Длинной стеной Катая, которые они когда-то захватили.

Отец славного императора и его дед не сумели их вернуть посредством дипломатии или под угрозой оружия, несмотря на то, что оба пытались это сделать. Даже предложенной степнякам принцессы оказалось недостаточно. Сяолюй знали, чем владеют: обладание этими гористыми территориями с их узкими перевалами открывало все северные города Катая для набегов всадников, скачущих по широкой равнине. Они удерживали остатки Длинной стены. Она сейчас не имела никакого значения, ее развалины лишь напоминали о том, чем когда-то был Катай.

И отдать это в обмен на принцессу?

Все это содержало семена, если пристально всмотреться и задуматься над этим, надвигавшихся событий. И дело было не только в большем размахе и быстром течении времени, особенно эти события касались солдат на северо-западе, которые должны были упрямо маршировать сквозь летящий, подвижный песок на севере к Эригайе, столице кыслыков, на дальнем краю пустыни, лежащей к западу от излучины Золотой реки.

Этим войскам было приказано осадить и разрушить Эригайю и привести вождей кыслыков в кандалах в Ханьцзинь. Они должны были забрать жен и дочерей степняков для обслуживания и утех армии, и превратить их в рабынь, и таким образом заставить варваров северо-запада смириться перед победоносной мощью Катая и его императора.

Только они кое-что забыли, отправляясь на север. Они действительно забыли кое-что.

Можно было бы назвать безумием или коллективной лихорадкой то, как Еньлин, второй город империи, преображался во время Фестиваля пионов.

Каждую весну, в течение двух недель, когда цветет этот король цветов, почти невозможно было ходить по улицам и переулкам Еньлина или найти номер в гостинице.

Большие и маленькие дома были заполнены приезжими родственниками и гостями из окрестностей. Люди сдавали приезжим одно место на троих или четверых на кровати, на циновке на полу за большие деньги. Место для сна на время неистовой весенней интерлюдии, прежде чем возобновится нормальная жизнь.

Во время фестиваля ничто не напоминало нормальную жизнь.

Дорога к Храму долгой жизни, на всем ее протяжении до главных западных ворот, и обе стороны дороги к Лунной дамбе были заставлены поспешно разбитыми палатками и павильонами, где торговали пионами.

Цена «Желтых Яо», любовно называемых «Леди из дворца», и «Красных Вэй» доходила до тысячи монет за один безупречный цветок. Это были самые великолепные из выведенных сортов, прославленные, и только самые богатые могли их купить.

Но были и менее экзотические виды. «Пурпурные Цзо» и «Пунцовые тайного ручья», «Красно-коричневый кушак», «Девятилепестковая жемчужина», изысканные, крохотные лепестки «Шоунь». Девяносто различных сортов пионов можно было найти в Еньлине. Когда солнце снова возвращалось весной, их цветение становилось источником радости, что бы ни происходило в империи, на ее границах, во всем мире.