Тишину нарушает только безудержное гудение многочисленных насекомых. Жар волнами поднимается к вершинам пологих холмов, и воздух на равнинах становится мерцающим и неверным.
В вечных сумерках болотистого леса в это время тоже бывает тихо. Б гладь озер можно смотреться, как в зеркало. В верхнем ярусе галдят невидимые птицы, лишь изредка в разрыве листвы между ветвей ярко вспыхивает их оперение. Внизу, между мшистых стволов, клубится туман — солнце не в силах его разогнать.
В этот полдень тишину разорвал протяжный вой труб. Из глубокого озера появился первый гунган, потом второй, потом целый десяток, сотня, несколько сотен, и вот уж тысячи воинов выхолят на травянистую равнину, и солнце горит на их невысохшеи коже, на доспехах, играет на наконечниках копий.
Молча, спокойно они строятся в боевые порядки: сначала пешие копьеносцы и стрелки. Затем кавалерия и пехота. Поверхность воды вновь закипает, и из болот поднимаются фамбаа, длинноногие, длинношеие рептилии ростом с дом. На них везут генераторы силового поля.
Где-то вдали слышен гул, земля под ногами начинает вибрировать.
Погонщики останавливают фамбаа на равном расстоянии друг от друга, включают установки — над армией гунганов расцветают радужные пузыри защитных полей.
Насекомые разом смолкают, и на равнины к югу от Тида ложится такая тишина, какой здесь никто никогда раньше не слышал.
***
Когда они пробирались к городу через лес, к нему подошла Падме и зашагала рядом, раздвигая кусты; тропинок здесь не было.
— Прости, но я не могла сказать тебе раньше…
— Да ладно… — отозвался Анакин.
— Почему-то мне кажется, что теперь ты относишься ко мне иначе…
Он снисходительно посмотрел на нее снизу вверх: смешное создание. Все-таки ангелы — не от мира сего существа…
— Все в порядке, — заверил он. — Я тебе все равно нравлюсь. Потому что ты по-прежнему нравишься мне.
— Разумеется, Ани. Видишь, ты узнал, кто я такая, но это не означает, что я чувствую по-другому. Я — та же, что была раньше, я не изменилась от того, известна ли тебе правда обо мне или нет.
Анакин рискнул улыбнуться.
— Думаю, да, — кивнул он. Она улыбнулась и отошла.
Так что теперь, стоя в тени стены города вместе с Падме и джедаями, Анакин чувствовал, что спокоен за них. По крайней мере, Куай-Гон и Оби-Ван опять разговаривают друг с другом. Он заметил, как всю дорогу через болота и потом, на равнине, они то и дело обменивались парой-тройкой фраз, комментировали происходящее, спорили, но очень спокойно. Анакин слушал внимательно, разбирая не столько слова, сколько интонации. Куай-Гон даже стал улыбаться, коротко, почти печально, но Анакин все равно радовался за них. Беспокоило лишь одно: предстоящая битва. А что, если с ними что-то случится? Если кого-нибудь вдруг ранят или.,. Он не смог заставить себя завершить мысль. Все будет в порядке, решил Анакин. Он не допустит. Он оглянулся на них, замерших в тени дома на краю площади, и пообещал себе, что его дело — их безопасность. Должен же кто-то проследить за этим.
Словно прочитав его мысли, к нему нагнулся Куай-Гон.
— Как только мы окажемся внутри, — прошептал он, — найди себе безопасное место.
— Ладно, — без особого энтузиазма согласился Анакин.
— И сиди там, — строго добавил рыцарь От ворот посигналил Панака: там вспыхнул, пару раз мигнул и погас синий огонек. Все готово, они на позиции.
Начинаем. Куай-Гон выпрямился и вынул свой меч.
***
В относительной тишине дворца в Тиде, в зале, который они считали недосягаемым для опасностей и невзгод, Нуте Гунрай и Руне Хаако смотрели в окно, за которым бурлил хаос. |