Я не знал, были ли люди более честными в 1958 году, но более доверчивыми они, к черту, были.
Из карты следовало, что Кошут-стрит в том же районе города, что и Канзас-стрит, а дальше оказалось, что от заправки туда пролегает пятнадцать приятных минут прогулки. Я шел под вязами, которые еще долго не затронет болезнь увядания, которая в семидесятых поразила их почти все, здешние деревья оставались такими же зелеными, какими они были в июле. Мимо меня пролетали с шумом дети на велосипедах, другие на своих подъездных аллеях играли в «джекс» . Возле перекрестков, на обозначенных белыми полосами на телефонных столбах автобусных остановках грудились небольшими кучками взрослые. Город Дерри занимался своими делами, а я своими - прямо такой себе парень в неприметном пиджаке и немного сдвинутой на затылок летней кепке, просто какой-то мужчина со скрученной газетой в руке. Может, он рассматривает, нет ли где-то надворной или гаражной распродажи; может, интересуется, нет ли где удобной недвижимости. Конечно же, он имеет здесь вид своего.
Это я так надеялся.
По улице Кошута тянулись живые изгороди, за которыми стояли присущие старой Новой Англии дома-сундуки . На лужайках крутились разбрызгиватели. Мимо меня, перебрасывая друг другу футбольный мяч, пробежали двое пареньков. Женщина с повязанной шарфиком головой (и с неизменной сигаретой, приклеенной к нижней губе) мыла семейный автомобиль и изредка брызгала водой на семейную собаку, а та, пятясь, отгавкивалась. Всем своим видом Кошут-стрит походила на уличный эпизод из какого-то давнего, полузабытого телесериала.
Две девочки крутили скакалку, а третья проворно вскакивала и выскакивала, играясь, делала ногами «ножницы» и одновременно рифмовала: «Леди любят танцевать! Чарли Чаплин их снимать. Чарли двинулся в Париж! Салют капитану! Принцессе салют и перину! Мой старик водит суб-ма-рину!» Хлоп-хлоп-хлопала скакалка по тротуару. Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Женщина в шарфике прервала свои труды, в одной руке большая намыленная губка, во второй шланг. Она наблюдала, как я приближаюсь к прыгающим девочкам. Я обошел их по широкой дуге и увидел, что она вернулась к своему занятию.
«Ты, к черту, сильно рисковал, говоря с теми детьми на Канзас-стрит», — сказал я себе мысленно. Но сам этому не поверил. Стоило немного ближе приблизиться к девочкам со скакалкой... это был бы риск. Ну а Ричи и Бев правильные личности. Я понял это почти в тоже мгновение, как их заметил, и они это поняли. Мы сразу, глазами объяснились.
«Мы вас откуда-то знаем?» — спросила девушка. Беви-Беви, которая живет на плотине.
Улица Кошута обрывалась, упираясь в большое здание под названием РЕКРЕАЦИОННЫЙ ЦЕНТР ЗАПАДНОГО БЕРЕГА. Здание стояло пустое, на поросшей сорняками лужайке торчал щит с надписью: ВЫСТАВЛЕНО НА ПРОДАЖУ ГОРОДОМ. Прекрасно, этот объект должен представлять интерес для любого уважающего себя охотника за недвижимостью. По правую сторону улицы в двух домах отсюда по асфальтовой подъездной аллее катилась сюда на велосипеде с дополнительными тренировочными колесиками маленькая девочка с морковного цвета волосами и полным лицом веснушек. При этом она вновь и вновь напевала одну и одну и ту же фразу:«Бим-бом, я увидел люда полный дом, дин-дон, я увидел люда полный дом, чим-чом, я увидел люда полный дом…»
Я подошел ближе к Рекреационному центру, словно для меня в целом мире не существовало ничего более интересного, но краешком глаза продолжал наблюдать за Крошечной Морковной Головкой. Она качалась на велосипедном сидении со стороны в сторону, стараясь выяснить, насколько далеко сумеет отклониться, прежде чем перевернется. Судя по засохшим царапинам у нее на коленях, она не впервые играла в такую игру. На их почтовом ящике не было фамилии, лишь номер 379.
Я встал перед щитом НА ПРОДАЖУ и переписал информацию оттуда себе на газету. Потом развернулся, пошел назад, туда, откуда пришел. |