— Ничего, ничего… все в порядке, — поспешил заверить Кардель.

— Я же вижу — что-то не так. Скажи.

— Рука… Я ее не чувствую.

Она улыбнулась и устроила показательную демонстрацию: передвинула Карла на локте.

— Поменяй положение.

Не поняла. Он-то имел в виду совсем другое. Кардель не стал ее поправлять, но Майя посмотрела на него, протянула ручонку, погладила отросшую щетину, засохшие кровяные корки и весело засмеялась, словно кто-то тронул струны небесной арфы. Неужели она, эта крошка, поняла, что он имел в виду? И ее насмешила непонятливость матери?

В голубом небе плывут высокие перистые облака. Довольно холодно, но солнце, с каждым днем все заметнее устающее от обязательного дневного маршрута, все же немного пригревает, когда дает себе труд выглянуть из просвета. У каждого поворота Кардель кивком головы указывает правильный путь, и вскоре открылся вид на Хорнсбергет.

У Анны Стины с каждым шагом все больше округляются глаза. В саду идет сбор урожая. Дети в теплых шерстяных куртках с хохотом забираются на деревья по приставленным лестницам, другие мечутся внизу, ловят сброшенные розовощекие яблоки и складывают их в корзины. Он-то понял еще тогда, но теперь понятно и ей: это совсем другие дети. Это место словно защищено непреодолимой преградой от гнилостного дыхания города.

— Как это возможно?

— Дареному коню в зубы не смотрят.

— Во что тебе это обошлось?

Рано радовался. Культю прошила молния острой боли. Почти такой же, как когда он впечатал деревянный кулак в каменную стену в дюйме от бледного, искаженного страхом и залитого слезами лица Эмиля Винге. По сомнений в правильности принятого решения у него не возникало ни на секунду.

— Я же никогда не смогу выплатить этот долг…

— Мне? Ничего ты мне не должна, — буркнул Кардель и нахмурился.

Девчушку по имени Клара Фина и мальчика Иоакима он узнал издалека. И они его узнали, весело помахали ему, убежали и тут же вернулись в сопровождении лысого Рюдстедта. Тот начал улыбаться еще на крыльце.

— Майя и Карл, если мне не изменяет память? Вас ждут! Дети, поздоровайтесь с вашей сестричкой и с вашим братиком.

Иоаким поклонился, Клара Фина сделала книксен, изящно придержав подол платьица. Рюдстедт, в свою очередь, отвесил Анне Стине глубокий поклон.

— Добро пожаловать в Хорнсбергет, госпожа. Колыбельки для ваших близнецов уже приготовлены и застелены.

Они поднялись по лестнице. Оказывается, для самых маленьких выделена отдельная спальня. Чистый воздух, ни намека на отвратительную кислую вонь в Детском приюте. Чисто и просторно. Как это может быть?

Рюдстедт словно прочитал ее мысли.

— Дети постарше прибираются, метут и моют полы через день. Не дай Бог найдут вошь или какого-то другого паразита, мы таких детей тут же переводим в специальное помещение, тщательно вычесываем. Остальных выводим на прогулку, а помещение окуриваем особыми колониальными травами… А это Грета, одна из наших кормилиц, — Он показал на полную молодую женщину с веселыми ямочками на щеках. Та поклонилась Анне Стине и ласково улыбнулась.

— Госпожа… надеюсь, вы мне покажете предпочтения ваших очаровательных крошек?

Рюсдстедт положил руку на плечо Карделю и многозначительно подмигнул — пусть женщины обсудят свои женские дела.

Они спустились с крыльца. Рюдстедт с необыкновенной быстротой намотал на шею шарф.