А в общем, думал он, перекраивая арифметику министерства изобилия, это

даже не подлог. Просто  замена  одного  вздора  другим.  Материал  твой  по

большей  части  вообще  не  имеет  отношения к действительному миру -- даже

такого, какое содержит в себе откровенная ложь. Статистика в первоначальном

виде -- такая же  фантазия,  как  и  в  исправленном. Чаще всего требуется,

чтобы  ты  высасывал  ее  из  пальца.   Например,   министерство   изобилия

предполагало  выпустить  в  4-м квартале 145 миллионов пар обуви. Сообщают,

что реально  произведено  62  миллиона.  Уинстон  же,  переписывая прогноз,

уменьшил плановую цифру до 57 миллионов, чтобы план, как  всегда,  оказался

перевыполненным.  Во  всяком  случае, 62 миллиона ничуть не ближе к истине,

чем 57 миллионов или 145.  Весьма  вероятно, что обуви вообще не произвели.

Еще вероятнее, что никто не знает, сколько ее  произвели,  и,  главное,  не

желает  знать.  Известно  только  одно: каждый квартал на бумаге производят

астрономическое количество обуви, между  тем как половина населения Океании

ходит босиком. То же самое -- с любым документированным фактом,  крупным  и

мелким.  Все  расплывается в призрачном мире. И даже сегодняшнее число едва

ли определишь.

     Уинстон  взглянул  на  стеклянную   кабину  по  ту  сторону  коридора.

Маленький, аккуратный, с синим подбородком  человек  по  фамилии  Тиллотсон

усердно  трудился  там,  держа  на  коленях  сложенную газету и приникнув к

микрофону речеписа.  Вид  у  него  был  такой,  будто  он  хочет, чтобы все

сказанное осталось между ними двоими -- между ним и  речеписом.  Он  поднял

голову, и его очки враждебно сверкнули Уинстону.

     Уинстон почти не знал Тиллотсона и не имел представления о том, чем он

занимается.  Сотрудники  отдела  документации  неохотно  говорили  о  своей

работе.  В  длинном,  без  окон коридоре с двумя рядами стеклянных кабин, с

нескончаемым шелестом бумаги и гудением  голосов, бубнящих в речеписы, было

не меньше десятка людей, которых Уинстон не знал даже по  имени,  хотя  они

круглый  год  мелькали  перед  ним на этаже и махали руками на двухминутках

ненависти. Он знал, что низенькая  женщина с рыжеватыми волосами, сидящая в

соседней кабине, весь день занимается только тем, что выискивает в прессе и

убирает фамилии распыленных, а  следовательно,  никогда  не  существовавших

людей.  В  определенном  смысле  занятие как раз для нее: года два назад ее

мужа тоже распылили. А за  несколько  кабин от Уинстона помещалось кроткое,

нескладное, рассеянное создание с очень волосатыми ушами; этот  человек  по

фамилии Амплфорт, удивлявший всех своей сноровкой по части рифм и размеров,

изготовлял   препарированные   варианты  --  канонические  тексты,  как  их

называли, -- стихотворений, которые  стали идеологически невыдержанными, но

по той или иной причине не могли быть исключены из антологий. И  весь  этот

коридор  с  полусотней  сотрудников  был  лишь  подсекцией  -- так сказать,

клеткой -- в  сложном  организме  отдела  документации.