— Прошу прощения, о чем вы говорите?

— Вас видели, когда вы около пяти часов покинули «Файркрэст» и направились куда-то на надувной лодке.

Мне приходилось слышать о мурашках, бегающих по позвоночнику, но в эту минуту по моей спине передвигалась целая тысяченожка, обутая в тысячу ледяных сапожек.

— Вы вошли в канал. Почтальон из Торбэя по фамилии Макилрой видел вас, сэр.

— Мне очень не хочется бросать тень на репутацию государственного служащего, но мне кажется, что ваш почтальон был просто пьян, — меня крайне поражало, как можно потеть, ощущая эти ледяные мурашки. — На судне нет и никогда не было резиновой надувной лодки. Можете искать ее с лупой, и, если найдете, я подарю вам деревянную спасательную, которая действительно есть на катере.

Лицо сержанта дрогнуло. Он явно несколько утратил самоуверенность.

— Вы, значит, не покидали судна, сэр?

— Отчего же! Покидал. На спасательной лодке. Я обогнул остров Гарв и взял там несколько интересующих меня образцов. Могу вам их показать. Я хотел бы еще раз подчеркнуть, что мы находимся здесь отнюдь не на отдыхе.

— Я не хотел вас оскорбить, сэр.

В его глазах я сошел с пьедестала плутократа и занял свое место в шеренге обычных людей, вынужденных зарабатывать себе на жизнь. Это несколько смягчило сержанта.

— У мистера Макилроя, — сказал он, — уже не те глаза, что раньше. Тем более при свете заходящего солнца. Наверняка, сэр, вы не похожи на человека, способного высадиться на острове в проливе и перерезать телефонную связь Торбэя с материком.

Тысяченожка снова начала свой галоп по моему позвоночнику. Итак, мы отрезаны от материка. Обстоятельство, крайне выгодное кое для кого. Мне не пришлось бы потратить много времени, чтобы найти того, кто это сделал. К обитателям потустороннего мира он наверняка не принадлежал.

— Вы что, действительно думаете, что это сделал я? Вы подозреваете меня?

— Мы просто ничего не можем упустить, сэр. Как вам известно, сэр, до задержания преступника все находятся под подозрением.

Он был явно смущен. Еще бы! Я ведь не просто принадлежал к работающему люду, но прежде всего к тем кто работает на правительство. А человек, работающий на правительство, заведомо достоин уважения и доверия.

— Надеюсь, сэр, вы не будете возражать, если мы все-таки бегло осмотрим судно, — голос темноволосого таможенника звучал очень мягко. — Ведь связь нарушена… Если бы вы, господа, все-таки были виновниками этой кражи — ну, скажем, один шанс на миллион, — а мы не осмотрели бы ваш катер, мы нарушили бы свои долг. Впрочем, это обычная формальность.

— Разумеется, я никоим образом не хотел — бы, мистер… простите, не запомнил фамилии?

— Томас. Благодарю вас. Будьте добры, — мог бы я взглянуть на судовые документы?

Мог, разумеется, мог!

— Большое спасибо, — он передал их младшему таможеннику. — Прекрасно. Где мой коллега может поработать? Ах да, в этой каюте. А не может мой товарищ, мистер Дюрран, занять рулевую рубку, чтобы сделать фотокопии? Это не займет и пяти минут.

— Пожалуйста, но мне кажется, что здесь ему будет удобнее.

— Мы пользуемся самым современным оборудованием. Наш переносной копировальный аппарат работает в темноте. Пять минут, и все будет готово… Не могли бы мы начать осмотр с лаборатории?

Насколько я помнил, он говорил о формальности. Однако это был самый тщательный обыск из всех, какие мне доводилось видеть в жизни. Через пять минут к нам действительно вернулся из рулевой рубки Дюрран, и они с Томасом прочесали суденышко так, будто искали по меньшей мере «Кохинор».