Это было правдой, я попал в десятку. Там, откуда доходил до нас все более слабеющий звук мощной моторки наших гостей, вдруг появился луч белого света, прорезавший темноту ночи как стилет. Пятидюймовый прожектор осветил яхту метрах в ста от себя, потом луч двинулся вправо, где нашел другое судно, осветил поверхность моря по левому борту и вернулся в первоначальное положение.

— Вы сказали «любопытно»… — прошептал Ханслет. — Сдается мне, что вы выбрали очень точное слово. Так что следует, думать о так называемых полицейских из Торбэя?

— Вы ведь дольше разговаривали с сержантом. Я таскался по катеру за Дюрраном и Томасом.

— Я бы предпочел, чтобы они оказались не полицейскими, — не совсем последовательно заявил Ханслет. — В определенном смысле это бы все упростило. Однако они кажутся мне как нельзя более настоящими. Макдональд производит впечатление типичного старого полицейского. Точно с такими и я, и вы встречались в жизни много раз.

— Верно. Порядочный, честный полицейский. Похоже, он не очень ориентировался в происходящем, его обвели вокруг пальца, как, впрочем, и нас. По крайней мере, до последней минуты.

— Лучше, если вы будете говорить только за себя.

— Томас сделал одно неосторожное замечание в машинном отделении. Вас там не было. Мне припомнилось это, когда я понял, что их моторка не освещена. Он сказал, что не разбирается в судах, что это не его специальность. Возможно, он испугался, что задал мне слишком много вопросов, и хотел как-то успокоить. Не разбирается! Таможенник, который не разбирается в судах!.Они ведь практически проводят на борту большую часть жизни, обшаривают все закоулки. Портовый таможенник разбирается в этом лучше самих проектировщиков, Вы обратили внимание на их мундиры? Можно подумать, что их шил лучший портной с Карнеби-стрит. Неужели их министерство так о них заботится?

— Ну, таможенники, как правило, не ходят в засаленных комбинезонах.

— Конечно нет! Но эти, если верить их словам, не снимали одежду сутки, а «Файркрэет» был их тринадцатым судном. Можно ли было сохранить при этом на брюках такие безукоризненные стрелки? Вы же не станете утверждать, что они специально гладили брюки перед тем, как нанести нам визит. Вернее будет предположить, что, отправляясь к нам, они вынули свои костюмы из шкафа.

— Что они еще говорили? — Ханслет спросил это так тихо, что я расслышал затихающий шум мотора наших гостей. Их прожектор уже освещал вход в порт Торбэй. — Что их особенно интересовало?

— Интересовало их практически все. Нет, минуту! Особый интерес Томас проявил по отношению к нашим аккумуляторам и огромному запасу энергии.

— Вот как? A-вы заметили, с какой легкостью наши приятели, попрощавшись, перемахнули на свою моторку?

— Ну, они делали это уже тысячу раз.

— И у обоих руки были свободны. Иначе говоря, Дюрран оставил у нас свой копировальный аппарат.

— Копировальный аппарат. Я старею. Копировальный аппарат! Стандартное оснащение таможенников. Как же! Но если наш светловолосый друг не был занят снятием копий, то что он там делал?

Мы помчались в рубку. Ханслет вытащил из ящика с инструментами самый большой гаечный ключ и в минуту снял верхнюю панель радиопередатчика. Секунд пять он рассматривал открывшуюся нам картину, потом глянул на меня и принялся устанавливать панель обратно. С первого взгляда было ясно, что нам долго не удастся воспользоваться этим прибором.

Я отвернулся и уставился в темноту за окном рубки. Поднимался ветер. На черной воде появились белые гривки катящихся со стороны юго-запада воли. Резкие рывки якорной цепи сотрясали «Файркрэет». Я чувствовал себя смертельно уставшим, но напряжение последних часов не проходило.